Об авторе:
Геннадий Горелик - историк науки, биограф Андрея Сахарова и Льва Ландау

Нынешние противоракетные дискуссии являют собой столь гремучую смесь недоверия и паранойи, сложной военно-научной техники и научно-технических прогнозов, политики и политиканства, что каждого выступающего по этой теме легко заподозрить в некомпетентности в науке, технике или политике. Можно подумать, что и вообще нет эксперта, способного распутать клубок столь разнородных вопросов и дать разумную рекомендацию. Суть дела, однако, состоит в том, что это именно клубок, и его надо не распутывать, а решать целиком.

А что такие эксперты бывают, показывает урок истории, проведенный сорок лет назад, когда проблема ПРО впервые вышла на авансцену мировой истории. Тогда для недоверия и паранойи в мировой политике было гораздо больше весомых причин вроде железобетонного занавеса и строительства коммунизма в одном отдельно взятом лагере. И тем не менее по обе стороны занавеса нашлись трезво и глубоко мыслящие эксперты, которым удалось - хоть и с трудом - повлиять на мировую политику.

Советская составляющая этой истории, три десятилетия скрытая в секретных архивах, проливает свет и на нынешнее состояние противоракетной проблемы.

Читающие "Воспоминания" Сахарова обычно проходят мимо его предупреждения: "О периоде моей жизни и работы в 1948-1968 годах я пишу с некоторыми умолчаниями, вызванными требованиями сохранения секретности. Я считаю себя пожизненно связанным обязательством сохранения государственной и военной тайны, добровольно принятым мною в 1948 году, как бы ни изменилась моя судьба". Вероятно, имеются в виду технические подробности, подумал и я когда-то. Меня же более всего занимало устройство не водородной, а той миролюбивой бомбы, которая прогремела на весь мир в июле 1968 года, когда сахаровские "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе" опубликовали на Западе. От нескольких машинописных копий в самиздате до многих миллионов в крупнейших газетах мира прошли считанные недели. "Закрытый" отец советской водородной бомбы стал открытым миротворцем и правозащитником.

Что именно и почему именно в 1968 привело физика-теоретика к разительному повороту его жизни? Ведь опасность ядерной войны появилась не в 60-е, а еще в 40-е годы. Допустить же, что Сахаров без какой-то веской конкретной причины обратился к человечеству, я не мог, помня его поведение на семинарах в ФИАНе и его выступления на Съезде народных депутатов. Он не был похож на искателя приключений. Уже манера его неспешной речи подсказывала, что говорит он, лишь хорошо подумав и отвечая за свои слова. И смехотворно было газетное объяснение, что академик свою "научную импотентность решил возместить лихим ударом в другой области"; я-то знал, что как раз накануне "Размышлений" Сахаров опубликовал две очень яркие чисто научные идеи. Так что легче было заподозрить, что он "обнаглел" от своих творческих успехов в науке.

Ища причины крутого жизненного поворота, я обратил внимание на упомянутую в "Воспоминаниях" статью для "Литературной газеты" в виде ответов академика на вопросы журналиста. По словам Сахарова, в редакции ЛГ потребовали "авторитетное разрешение", он послал рукопись в ЦК, но оттуда ответили отказом. Затем журналист - без ведома физика - отпустил статью в самиздат.

Разыскав ту статью, я удивился: в глаза бросались советские обороты типа "плечом к плечу с рабочим классом"... Еще более удивила основная мысль о том, что противоракетная оборона (ПРО) увеличивает опасность ядерной войны. Мысль казалась не слишком убедительной, почти голословной и... не имеющей отношения к Сахарову - ведь он занимался оружием нападения, а не обороны?! Но все же это был намек на какое-то объяснение: в "Размышлениях" разговор об опасности ядерной войны начинался именно с ПРО, и сама тема ПРО явилась именно в 60-е годы.

Намек оправдался в середине 90-х, когда Президентский архив рассекретил письмо Сахарова в Политбюро ЦК КПСС от 21 июля 1967 года - девять страниц с двумя "техническими приложениями". Суть письма - в рекомендации "поймать американцев на слове" и принять их предложение "о двустороннем отказе США и СССР от сооружения системы ПРО против массированного нападения" при сохранении работ "для защиты от ракетной агрессии малого масштаба" - от провокации или случайности.

Речь идет о предложении, сделанном президентом США Джонсоном в январе 1967 года. Даже если это предложение, писал Сахаров, обусловлено лишь предвыборными соображениями, оно "объективно, по моему мнению и мнению многих из основных работников нашего института, отвечает существенным интересам советской политики, с учетом ряда технических, экономических и политических соображений". Такие соображения Сахаров и изложил в своем письме.

Не знаю как членам Политбюро, но мне наконец стала понятна непростая мысль, кратко изложенная в несекретной статье для ЛГ: развертывание стратегической системы ПРО значительно увеличивает опасность мировой ядерной войны. И главное, понятно стало, что Сахаров, как профессионал в стратегическом равновесии, разбирался в средствах стратегической обороны не хуже, чем в средствах нападения, и при этом учитывал потенциал страны - и научно-технический, и экономический, и социально-политический.

По части ПРО он высказывал не только свое суждение. В письме он сослался на то, что писали в ЦК руководители обоих ядерных центров - академики Юлий Харитон и Евгений Забабахин. Их мнения вожди страны проигнорировали. Сахаров понял это, узнав, что советский премьер Косыгин, находившийся в конце июня 1967 в США, отверг американское предложение и заявил, что мораторий на ПРО может быть лишь частью общего соглашения о разоружении, а по отдельности средства обороны всегда моральны - в отличие от средств нападения.

Поэтому, видно, Сахаров и решил добавить свое слово - слово отца водородной бомбы. В письме он объяснил, почему точка зрения Косыгина потеряла смысл в ядерно-ракетную эру и почему новую причину для тревоги следует объяснять публично, что он и сделал в приложенной, уже известной нам статье для ЛГ.

Сотоварищи Косыгина по Политбюро не только отвергли несекретную статью, - они отвергли и непрошеную секретную рекомендацию стратегических физиков. Политбюрократы, как позже выяснилось, опирались на рекомендации инженеров-противоракетчиков, которые жаждали развернуться, показав кое-кому противоракетную кузькину тещу в дополнении к его термоядерной матери. А ту мать, напомню, физики показали, испытав многомегатонную Царь-бомбу в 1961 году.

В США тоже водились противоракетчики, желающие развернуться и говорившие своим политикам, что они впереди планеты всей. Но были и физики-теоретики, в силу профессии привыкшие к широкому и глубокому взгляду. Проблема ПРО обсуждалась не только на закрытых совещаниях экспертов, но и в прессе. Из того, что президент США предложил мораторий, Сахаров мог заключить, что в борьбе мнений победили аргументы его американских коллег-физиков (среди них Ганс Бете, главный теоретик атомной бомбы). А советское правительство предпочло назначить "правильное мнение", руководствуясь своей номенклатурной логикой (на которую, по свидетельству ветеранов, влияли "кремлевские дети", работавшие в ракетных заведениях).

В итоге Сахаров обнаружил, что интеллектуальной свободы в стране не хватает даже экспертам высшего ранга в вопросах их профессиональной компетенции, и осознал, что эта нехватка увеличивает вероятность мировой ядерной войны. Это был факт стратегической важности из жизни государства, в котором Сахаров жил.

И до 1967 года он видел дефекты этого государства, поэтому в 1949-м отклонил приглашение вступить в партию, в 1955-м отказался стать депутатом горсовета, в 1964-м выступил против лысенковщины в Академии наук, в 1966-м подписал письмо Брежневу против реабилитации Сталина. Но то было осуждение "отдельных недостатков" во внутренней политике государства.

Между тем в проблеме ПРО обнаружился дефект на высшем государственном уровне, притом угрожавший существованию страны и всего человечества. В этой проблеме Сахаров был компетентен на высшем уровне и не мог уже думать, что чего-то важного не знает, как думал в 1961 году, возразив лидеру страны против возобновления испытаний. Хрущев тогда осадил отца водородной бомбы, рявкнул, что тот ничего не понимает в политике - в том, как надо вести переговоры с капиталистами, и пообещал в следующий раз захватить его с собой: "Пусть своими глазами посмотрит на них и на мир, может, он тогда поймет кое-что". Сахаров действительно никогда не видел капиталистов и к тому же доверял Хрущеву за его старания освободить страну от колючей проволоки сталинизма.

Даже год спустя после "Размышлений", по его словам, "по мироощущению [он] все еще был в этом государстве - не во всем с ним согласный, резко осуждающий что-то в прошлом и настоящем и дающий советы относительно будущего - но изнутри и с сознанием того, что государство это [его]".

В 1967-м о спорном вопросе он знал все, что знали члены Политбюро, а понимал несравненно больше их. Поэтому столь решительным было его несогласие со стратегической близорукостью руководства. И поэтому он обратился со своими мыслями к соотечественникам напрямую, включив в свое обращение - и даже в его название - право на интеллектуальную свободу - право человека, необходимое для предотвращения ракетно-ядерной гибели человечества. Такова предыстория сахаровских "Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе".

Разумеется, в "Размышлениях" он обошелся без секретных сведений, но зато представил широкую картину взаимосвязей ракетно-ядерной эры. Семь лет спустя свою нобелевскую лекцию "Мир, прогресс, права человека" он начал именно с того, что эти три цели "неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими".

Какие выводы можно извлечь из этого урока истории?

Во-первых, был ли прав Сахаров, утверждая в 1967 году, что "создание ПРО от массированного нападения нереально, а от единичных ракет - трудно, но возможно"? В июле 1968-го советское руководство наконец согласилось начать переговоры об ограничении ПРО - об отказе от стратегической ПРО. Значит, фактически Политбюро согласилось с Сахаровым, но уже после того как тот стукнул по столу своими "Размышлениями" (прочитанными, замечу, в Политбюро в мае). Переговоры о ПРО успешно закончились договором 1972 года, и все ныне горячо обсуждаемые системы ПРО предназначены лишь для уничтожения "единичных ракет".

Во-вторых, ясно, что абсолютная честность Сахарова проявлялась и в его умолчаниях, и в тех случаях, когда он не мог молчать. О своем письме в ЦК 1967 года и, стало быть, о реальной подоплеке главного поворота своей жизни он никогда никому не говорил, - сам факт секретного письма есть секрет. Две разные силы обеспечивают соблюдение секретности - страх и честность. О том, какая сила была главной для Сахарова, говорит его статья 1983 года "Опасность термоядерной войны", написанная в горьковской ссылке. Тогда у него уже не было иллюзий относительно советского государства и было сознание неизбежности кары за это проявление его интеллектуальной свободы. Однако, видя что на Западе есть свои иллюзии, он не мог уклониться от обязанности честно высказать свое экспертное понимание действий, необходимых для предотвращения войны.

В-третьих, независимо от происшедших после Сахарова перемен, открытая им тройная связь мирного сосуществования, прогресса и прав человека остается в силе, поскольку остается в силе главное свойство ракетно-ядерной эры - наличие рукотворных средств, способных погубить человечество за считанные минуты. И значит, остается в силе общий способ диагноза и решения мировых проблем, выдвинутый Сахаровым сорок лет назад: обеспечение прав человека внутри страны создает доверие вовне и наилучшие условия для прогресса страны. Разумеется, необходимо изобретать конкретные шаги в конкретных условиях, которых Сахаров не предвидел. Оказалось, что уход призрака коммунизма из Европы сам по себе не обеспечил воссоединение России с Европой. Оказалось, что изолировать может не только железный занавес, непрозрачный в обе стороны, но и полупрозрачный информационный фильтр. Не обязателен стопроцентный жесткий контроль за информацией - достаточно и 99 процентов, чтобы жители страны чувствовали себя в осажденной крепости, окруженной американскими и евроамериканскими русофобами, вооруженными до зубов противоракетной обороной.

Чтобы преодолеть это закрепощение, нужны голоса, подобные сахаровскому. Неужели нет в России независимых и авторитетных научно-технических экспертов стратегического масштаба, способных к профессионально-широкому взгляду и не боящихся свои взгляды высказать внятно и вслух?