На вопросы Граней.Ру ответил Дмитрий Гридин, приговоренный к смертной казни.

В 1989 году город Магнитогорск Челябинской области всколыхнула серия убийств и покушений на убийство несовершеннолетних девушек. Нападения в основном совершались в лифтах. Поиски маньяка, прозванного "лифтером", взяло под свой контроль МВД. Магнитогорских следователей торопили.

25 ноября 1989 года житель Челябинска Дмитрий Гридин был задержан по подозрению в совершении одного из убийств. Далее в деле Гридина начинается целая цепь нарушений, допущенных сотрудниками милиции, прокуратуры, а также судом.

Два месяца после ареста (вместо двух дней, положенных по закону) Дмитрий Гридин содержался в изоляторе временного содержания, хотя должен был быть помещен в следственный изолятор. Все это время его постоянно допрашивали, не давали спать и систематически избивали. В результате, как утверждают адвокаты Гридина, не выдержав истязаний, Дмитрий оговорил себя и дал признательные показания по шести из пятнадцати эпизодов. Все время, пока Гридина допрашивали, он не имел возможности встретиться с адвокатом. Защитников не ставили в известность о предстоящих следственных действиях, что открывало простор для фальсификаций. Например, одежду Гридина отправили на экспертизу в одном мешке с одеждой потерпевшей, и в результате на одежде девушки нашли ворсинки и волокна ткани от одежды подозреваемого.

После ареста Дмитрия Гридина сотрудники МВД во главе с тогдашним министром Вадимом Бакатиным заявляли, что поймали настоящего убийцу, фотографии Гридина были напечатаны во всех местных СМИ. Таким образом, в отношении Гридина была не только нарушена презумпция невиновности, но стало невозможным еще и опознание, поскольку потерпевшие, которые уже видели фото и были убеждены в виновности Гридина, не могли дать четкого ответа на вопрос, этот ли человек нападал на них.

Во время заседания суда по делу Гридина на адвокатов и свидетелей защиты все время оказывалось давление: им постоянно угрожали как родственники потерпевших, так и сотрудники следственных органов. Протокол судебного заседания вместо положенных по закону двух недель оформлялся два месяца, и показания свидетелей в нем были грубо сфальсифицированы и "дотянуты" до обвинительного приговора. На суде Гридин не признал себя виновным.

Дмитрия приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, который впоследствии был заменен на пожизненное заключение. Убийства в Магнитогорске после ареста Гридина не прекратились.

В конце 1995 года отец Дмитрия Гридина обратился за помощью в Центр содействия международной защите в Москве. Изучив материалы, юристы Центра пришли к выводу, что в деле Дмитрия Гридина представители российского правосудия допустили нарушения международного Пакта о гражданских и политических правах. Обращение от имени Гридина было направлено Центром содействия в Комитет по правам человека ООН, который 20 июля 2000 года признал, что в этом деле Россия допустила нарушения пакта, а именно - нарушены право на свободу и личную неприкосновенность, право на справедливое судебное разбирательство и право считаться невиновным, пока виновность не будет доказана согласно закону. Однако решение комитета ООН Россией выполнено не было, что само по себе является редчайшим случаем в международной практике.

В 2003 году, во время представления в Комитете по правам человека ООН периодического доклада о соблюдении прав человека в России, члены комитета отдельно поинтересовались судьбой Дмитрия Гридина. В ответ официальная российская делегация заявила, что у комитета ООН, конечно, есть право выносить решения, но Россия не обязана их исполнять.

Хотя в судьбе Дмитрия Гридина принимают участие высокие международные инстанции, до сих пор неизвестно, будет ли пересмотрено его дело.

Вопросы Дмитрию в знаменитую тюрьму на острове Огненный мы передали через адвоката Каринну Москаленко, которая ведет это дело.

- То, что Вы оказались за решеткой, по Вашему мнению, случайность, или такова закономерность работы государственной машины?

- Мой приговор можно назвать результатом безалаберности сотрудников МВД, результатом наплевательского отношения, очковтирательства, стремлением доложить о несуществующей работе и поскорее отчитаться, но никак нельзя сказать, что это случайность или закономерность в чистом виде. Просто я оказался в ненужном месте в ненужный час, а затем неправильно сориентировался и неправильно себя повел. На моем месте мог оказаться любой. Я неоднократно встречался с людьми, осужденными за чужие преступления; на моих глазах однажды осужденного, которого должны были через две-три недели расстрелять, выпустили из-под "вышки" на свободу, потому что нашли настоящего преступника. Впрочем, вы и сами прекрасно знаете статистику судебных ошибок, как случайных, так и преднамеренных. А вот то, что я оказался на "морально-этическом острове" и для российского общества я отщепенец и негодяй-убийца, – это закономерный результат работы государственной машины.

- Пожалуйста, опишите Ваш распорядок дня. Что для Вас является самым важным в Вашей жизни в тюрьме?

- Распорядок дня у нас здесь предельно прост. 6.00 – подъем и заправка кроватей, на заправленных кроватях в течение дня нельзя ни лежать, ни сидеть. Сидеть в камере можно только на табуретках. 7.00 – завтрак: 250 граммов сладкого чая и 250 граммов пустой каши на воде. 8.00 – проверка: сотрудники администрации обходят все камеры, а заключенные, одетые по форме (уличная обувь, черный костюм х/б и головной убор), докладывают о количестве человек, а также задают возникшие вопросы, подают жалобы или делают заявления. 12.00 – обед: 0,5 литра супа и 250 граммов каши с постным маслом или соевым мясом. 18.00 – ужин: 250 граммов каши с соевым мясом и три четверти буханки серого или черного хлеба. Хлеб выдается только один раз в сутки. В 22.00 – отбой.

Когда есть работа (производство нашей колонии занимается пошивом рабочих рукавиц), в 9.00 нас выводят на работу в другую, рабочую камеру. За смену, то есть до 21.00, мы сшиваем 200–300 пар рукавиц. Но из-за отсутствия работы в месяц получается смен пять.

Все остальное время каждый в камере может заниматься чем угодно. У меня все время уходит на чтение книг, газет, журналов. Я пытаюсь самостоятельно заниматься английским языком, но должен признать, что это у меня плохо выходит: проштудирую самоучитель и полгода к нему не прикасаюсь, потом опять занимаюсь 2–3 месяца и опять откладываю. Когда есть по телевизору интересные программы – смотрим телевизор.

Но самое важное для меня в тюрьме – добиться отмены приговора, сделать для этого все, что от меня зависит. Конечно, для меня важны и нормальная человеческая обстановка в камере, и общение через письма с другими людьми, но во главу угла я ставлю именно отмену приговора.

- С кем Вы общаетесь? Знаете ли Вы о том, что происходит в стране?

- Сейчас я сижу в камере на три человека. С одним сокамерником я знаком, мы сидим уже больше десяти лет, а другой относительно новенький – сидит с нами всего месяц. Внутри камеры сидим дружно, ведем разговоры на любые темы. С другими камерами нам общаться по режиму содержания запрещено, и хотя запреты, как всем известно, существуют, чтобы их обходить, тему общения с другими камерами лучше пропустить.

Через письма до недавнего времени я общался только с родственниками: родителями, тетей (маминой сестрой), а через них – с другими родственниками и друзьями. Я большой нелюбитель писать письма (предпочитаю очное общение), но здесь настолько силен дефицит общения, что с недавнего времени я начал искать друзей по переписке. Пытаясь заполнить эту брешь, я также обратился с просьбой о приеме на курсы православной культуры, сейчас как раз жду от них ответ.

Я стараюсь быть в курсе того, что происходит в стране и мире. Смотрю по телевизору информационно-аналитические программы: новости, "Времена", "Основной инстинкт" Сорокиной. Стараюсь смотреть познавательные передачи: "Вокруг света", "Новый день", "Цивилизация" и т.д. Из развлекательных - некоторые ток-шоу, кроме того, стремлюсь не пропускать музыкальные передачи. Как уже писал, я довольно регулярно читаю газеты. Так как здесь с подпиской есть трудности, родители по моей просьбе высылают "Комсомольскую правду" и "Аргументы и факты".

- Как складываются Ваши отношения с администрацией тюрьмы?

- Нормально. Все возникающие у меня вопросы к администрации я стремлюсь решить в рабочем порядке. У администрации ко мне, я думаю, особых претензий тоже нет. За восемь лет пребывания здесь, на острове, имею несколько незначительных нарушений, часть из которых погашены досрочно, остальные погашены за давностью. Неоднократно поощрялся премиями, разрешениями на дополнительные посылки, благодарностями.

- Что побудило Вас обратиться в Комитет ООН по правам человека? На что Вы надеялись, обращаясь туда?

- Меня побудило обратиться в органы ООН то, что пройдя многие из высоких российских юридических инстанций, я видел, какое здесь формальное отношение к разбору жалоб. На свидании в 1995 году, сначала с родственниками, а потом с адвокатом, мне было предложено обратиться в КПЧ ООН. Я отнесся к этому предложению скептически, помня, как в советские времена у нас относились к решениям КПЧ ООН. Но, во-первых, хуже уже быть не могло, а во-вторых, я надеялся, что смогу обжаловать приговор и в Страсбурге (России предстояло вступить в Совет Европы. - Ред.), так что я согласился.

- Кто и как уведомлял Вас о решениях международных инстанций?

- Основную массу информации я получал от своих родителей, часть информации – из Центра содействия международной защите.

- Что Вы почувствовали, когда узнали, что КПЧ ООН признал Вас жертвой нарушения права на справедливый суд?

- Шок, некий сплав из радости и удовлетворения, что после такого количества оскорбительных отписок наконец кто-то действительно непредвзято разобрался в моем деле. Потом было пьянящее ожидание отмены приговора и освобождения, которых до сих пор не произошло.

- Как к решению КПЧ ООН отнеслись в администрации тюрьмы?

- С долей понимания, так как большинство знает о моей невиновности. Но в основном – шок, удивление и настороженность, потому что подобное решение – первое в их практике и непонятно, что делать с этим дальше. А некоторые даже с удивлением спрашивали: "Тебя оправдали, а почему ты до сих пор сидишь? Куда суд смотрит и почему не освобождает?"

- Как Вы относитесь к возможности отмены в России моратория на смертную казнь?

- Я считаю, что государство и общество имеют право и обязаны защищать себя и своих членов от преступности, но не имеют права уподобляться этим же преступникам, когда они, преступники, уже отделены от общества и лишены возможности совершать преступления. Можно добавить, что я считаю, что смертная казнь – это планомерно подготовленное убийство, это месть, до которой ни общество, ни государство не имеют права опускаться, если хотят двигаться вперед в своем развитии. В противном случае нам всем надо возвращаться в дохристианскую эпоху и брать в руки каменные и медные топоры.

Пожизненное заключение - вполне достаточная альтернатива смертной казни. Вот только срок, после которого осужденный может претендовать на условно-досрочное освобождение, - 25 лет - очень завышен, достаточно было бы и 15 лет.

- Надеетесь ли Вы на то, что решения КПЧ ООН будут выполнены Россией?

- Надежда умирает последней. Очень хочу верить в то, что если постоянно писать и дергать суд России, если ООН будет продолжать добиваться выполнения своего решения, то суд рано или поздно исполнит закон. Очень хочется в это верить.