Музы и мимозы
Подруги мастеров... Они переписывали тысячи страниц текста, рожали целые выводки детей, готовили обеды из фальшивых зайцев, шумно уходили к знаменитым режиссерам и итальянским графьям, сходили с ума, упрекали мужей в импотенции, смутной секретарской тенью маячили за спиной, шили дурацкие шапочки с буквой "М", хранили архивы с вялеными розами, судились из-за них, сочиняли скандальные мемуары.
Мастера запирали их в кухне и детской, грозили Анной Карениной, писали с них Лар и Маргарит, привозили им из Парижа духи, шелковые чулки и автомобили, били морду по пьяни, мерялись гениталиями с Давидом и Хемингуэем, стрелялись и погибали на дуэли.
Жены презирали любовниц, любовницы ненавидели жен, первые жены сражались со вторыми и третьими. Ставки были больше, чем жизнь, равнялись многим жизням в памяти потомков. Сакральность литературы тяжким грузом лежала на общественном сознании. Светлый образ подруги гения мог навеки войти в историю литературы, законная вдова признанного титана пера всю оставшуюся жизнь имела свой гранкусок хлеба от переизданий и экранизаций супружеского литературного наследия (иногда удавалось и незаконным - Лиле Брик, например, но тут уж товар штучный!)
Институт литературного вдовства ((с) Виктор Топоров) скончался в прошлом, двадцатом веке. Отсутствие любых, кроме материальных, препятствий к публикации, упадок тиражей, микроскопические гонорары, прекращение государственной поддержки идеологически правильной литературы привели к катастрофической инфляции и девальвации писательского труда, утратившего свой мистический смысл.
Прекрасная дама из арбатского особняка, запустившая в ухоженные волосы тонкие с остро отточенными ногтями бриллиантовые пальчики, жадно перечитывающая роман, написанный тайным любовником, безвестным литератором, - образ, оставшийся в двадцатом веке, таком серебряном в начале и таком алюминиевом в конце.
Писатель в кожаном кресле за столом красного дерева в окружении собственных ПСС в сафьяновых переплетах, жена, на цыпочках входящая в кабинет со стаканом чая на серебряном подносе - заходящее солнце играет в тонком хрустале, ажурная ложечка позвякивает в стакане, импрессионистские пятна света лежат на темной позолоте старинных шпалер - картина для ностальгических вздохов литераторов постиндустриального общества, в котором успешный литератор - сырьевой придаток кинематографической империи или группа безликих деловых граждан, сочиняющая милицейские боевики.
Потомки литературных гигантов снимают кино и рекламу, содержат галереи и модные клубы, занимаются политтехнологиями и веб-дизайном. Литературных заработков писателя не хватает на чистку перьев осеняющих его крыльев музы в салоне "Жак Дессанж". Ее арфу давно пора настроить; в тунике, которую родная Евтерпа носит третий сезон, уже неприлично показываться на людях. Избранник перебивается с одной халтуры на другую, принося домой суммы, достаточные, чтобы купить кошке Вискас. Наконец, муза, которой все это осточертело, снимает крылья, откладывает арфу, делает карьеру в офисе по продажам чего-то железного и становится девушкой Cosmo.
Закат багров. Пора искать приют.
Любовь - наркотик, я здоров.
Король умер. Да здравствуют Клара Цеткин, Инесса Арманд и Камилла Палья. С праздником, дорогие товарищи. Расцветают под сползающим снегом помойки и канализационные люки, торгуют украденными из Красной Книги подснежниками бабульки у метро, топырят шерстяные пальцы яркие химические мимозы, лупит с размаху в глаз вчера еще немощное солнце. Это весна, черт побери!