статья В миссионерской позе

Лев Рубинштейн, 03.05.2006
Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Никогда не предполагал, что придется когда-нибудь высказываться на тему, которая от меня весьма далека. То есть не настолько все же далека, чтобы я не знал о существовании людей с иной сексуальной ориентацией, чтобы я ничего не знал о некоторых особенностях биографии писателя Оскара Уайльда или о трагической судьбе великого певца Вадима Козина. И Апулея я охотно читал в свое время. И многочисленные анекдоты-шутки-прибаутки на эту тему не обошли меня стороной. Но как-то никогда не было у меня к этому какого-то специального интереса. Ну, и специального отношения к этому никогда не было. В соответствии с известным анекдотом: "Как вы относитесь к евреям? - А я к ним не отношусь".

Да и сейчас я собираюсь говорить вовсе не об этом. Я хочу понять, в какой все-таки стране мы с вами живем. Все время получается так, что, живя на одном и том же пространстве, говоря на одном и том же языке, учась в одних и тех же школах, имея одни и те же паспорта, разные категории граждан живут при этом в разных государствах.

Все дело в аксиоматике. Я, например, исхожу из того, что я живу в правовом светском государстве. А потому граждане, агрессивно препятствующие другим гражданам собираться вместе на, заметьте, абсолютно законных основаниях, ставят себя вне закона. Но им закон не писан, ибо они руководствуются иной аксиоматикой, суть которой сводится к тому, что "все, что мне чуждо и непонятно, а поэтому неприятно, не может иметь права на существование". Какие к черту конституции, законы, обязанности и права, когда у них есть вековые нравственные традиции и не менее вековой духовный опыт. И этот самый духовный опыт ну никак не позволяет им представить себе, что существуют люди, думающие, говорящие, ходящие и выглядящие не так, как они. Люди, склонные жаловаться на то, что кто-то самим фактом своего существования оскорбляет их эстетические, нравственные, религиозные чувства, как правило, не могут вообразить себе, что их тип поведения тоже может быть для кого-то оскорбительным.

Я легко представляю себе, как старшие сестры и братья тех самых бабушек, что в эти дни размахивают крестами и хоругвями у входа в гей-клуб, году так в тридцать пятом с такой же "мальчишеской искрой в глазах" стояли у входа в церковь с плакатом "Религия - опиум для народа". Меняются лишь объекты тупой иррациональной ненависти, и меняется реквизит. Субъекты не меняются.

Рациональных объяснений тому, почему они выбрали в качестве главного врага именно гей-культуру, в общем-то нет. Приходится фантазировать. Посмоторите как-нибудь на фотографии с места событий. Вглядитесь в эти лица. Вот стоят в первом ряду стриженые мальчишки. Глядя на каждого из них, просто невозможно представить себе, что этот сгусток протоплазмы может заинтересовать хоть какую-нибудь девушку, хоть какого-нибудь юношу. Что же касается бабушек, то тут вспоминается одна довольно давняя история. Ею и закончу.

Когда-то мама одной моей старинной приятельницы была страстной и верной поклонницей артиста Жана Марэ. Она смотрела все фильмы с его участием по многу раз, а всех знакомых и незнакомых мужчин постоянно сравнивала - не в их, разумеется, пользу - с победоносным французом, портрет которого, вырезанный из какого-то журнала, висел на самом видном месте ее кухни. Но однажды приключился, что называется, момент истины. Пришли как-то к ее дочке две подружки, сидели на кухне, пили чай, трепались, обсуждали знакомых молодых людей. "Знаю я всех этих ваших кавалеров, - скептически сказала мамаша. - Ни рыба ни мясо. Вот мужчина!" - и она молитвенно покосилась на заветный портрет. "Мужчина-то он, может, и мужчина, - безжалостно среагировала одна из девушек, - но ведь он же голубой". - "Как голубой! Ты что!" - "А вы что, не знали, что ли?" - "Да не может быть!" - "Да точно. Это же всем известно". Минуты две весьма почтенная дама, обремененная высшим образованием и ученой степенью по химии, сидела в полной неподвижности, переваривая информацию, враз перевернувшую все ее базовые представления о мироздании. Потом она встала, подошла к портрету и не без театральности сорвала его со стены со словами: "Ну, если так, то зачем он мне тогда нужен?"

Но это была интеллигентная просвещенная дама, а потому и стихийный приступ гомофобии прошел в такой достаточно безобидной форме. И уж тем более ей вряд ли пришло бы в голову схватить в руки икону и помчаться громить тот или иной гей-клуб, тем более что в те годы таких клубов и в помине не было. А вот как быть менее просвещенным и более нервным бабулькам?

Лев Рубинштейн, 03.05.2006