Под трескотню о "модернизации" ударными темпами внедряются советские технологии контроля над общественной жизнью, научной мыслью и всем что движется. Тон задает путинско-медведевская альма-матер: теперь сотрудники Петербургского университета будут публиковаться и выступать за границей под пристальным контролем администрации. Официальные цели приказа - защита интеллектуальной собственности и национальной безопасности. Ученые считают это издевательством.

Юрий Рыжов, академик РАН, председатель Общественного комитета защиты ученых:

Это все вполне в духе времени – безобразного чекистского времени, никуда от него не денешься, дальше хуже будет. Это безнадежно, особенно в Петербургском университете, который является колонией этой питерской шайки. Это реакционные явления.

Взять то же дело профессора Михаила Супруна: ему пытаются вменить в вину, что он опубликовал чьи-то личные данные, но дело-то возбуждает ФСБ. Если кто-то из родственников недоволен, ну идите вы в прокуратуру, в суд! Но из дела торчат рога чекистского черта. Чекизм - это цензура во всем, а современный чекизм - это еще цензура над денежными потоками. Они оседлали денежные потоки по всем отраслям – машиностроение, высокие технологии – везде на тронах сидят чекисты.

Как будут реагировать ученые? Никак, они в аморфном состоянии. Как ученые реагировали, когда сажали их коллег по обвинению в шпионаже? Что, были массовые демонстрации? Или масса людей подписала письма? Десяток человек подписались - и все, больше никто не реагирует.

Когда в московских школах было дано распоряжение давать сведения об учениках – грузинских детях, некоторые директора сказали, что не будут этого делать, а другие подчинились. У нас в стране инстинкт страха почти генетический – страха перед властью. И есть чего бояться, между прочим, если знать историю страны.

Будут ли утекать кадры? Кто мог уехать, те уже уехали, этот поток сейчас не такой большой, потому что на Западе есть некоторое перенасыщение, если говорить о кадрах естественных наук. Кроме того, качество молодых выпускников падает, потому что падает уровень образования - начиная со школы и заканчивая университетом, в том числе техническими вузами. Здесь необратимый процесс. Мы когда-то попытались превратиться из крестьянской страны в индустриальную, а вот развалившись в индустриальном смысле, в крестьянскую вернуться не смогли, потому что крестьянство было уничтожено. А теперь превращаемся в нормальный колониальный придаток. Этим исчерпан данный цикл развития этой территории.

Марина Шишкина, декан факультета журналистики СПбГУ:

Первый проректор СПбГУ Игорь Горлинский утверждает, что все это ради защиты интеллектуальной собственности, но я абсолютно уверена, что это делается ради того, чтобы иметь еще один рычаг управления профессорами. Гуманитарные науки – какая там государственная тайна? Мы так много говорим, что у нас расширяется информационное пространство, происходит глобализация, что надо стирать грани... Наш университет под руководством бывшего ректора Вербицкой (Людмила Вербицкая покинула пост ректора в феврале 2008 года. - Ред.) был идеологом Болонского процесса, основа которого как раз – максимально широкая коммуникация между образовательными школами, стремление расширить для России возможности интеграции в мировое образовательное пространство. Чтобы не было лишних барьеров, чтобы студенты могли учиться, чтобы профессора чувствовали себя в равных условиях. И вдруг на этом светлом фоне – кондовый, дубовый приказ, который фактически извратил сущность защиты интеллектуальной собственности. Никто не отрицает, что интеллектуальная собственность есть, но я не верю, что такой приказ, тем более со ссылкой на то, что его надо обновить с 1999 года, может защитить ее.

Я вообще не представляю, как это технически можно выполнить. Представьте, сколько людей ездит на международные конференции, сколько людей приезжает к нам. А судьи кто? Я своим ученым доверяю. Есть понятие совести ученого, его научный авторитет. Он несет ответственность перед государством, и никакими приказами эту ответственность нести не заставишь.

Это в стиле нашего университета. Для широкой общественности, которая не знает всех наших "тонкостей", это шок, а для нас это уже обычная практика. Это логичное продолжение управленческой деятельности нашего руководства. Но я все-таки думаю, что во многих вузах сидят грамотные руководители и они такого у себя не допустят.

Ирина Карацуба, историк, доцент МГУ:

Когда я об этом услышала, мне вспомнились слова, сказанные, правда, совсем по другому поводу Феофаном Прокоповичем: "Неприятно то и смрадно пахнет". Как будто бы оживают худшие химеры советских времен: цензура, контроль над научной мыслью. Мне кажется, что эта мера одновременно глупая и очень унизительная для ученых. Лично я не стала бы работать в университете, который требует таких вещей.

Если за это возьмутся всерьез, то я глубоко сочувствую сотрудникам вуза. Этот приказ дает широкий простор для сведения счетов, вставления палок в колеса, для всего самого дурного, что есть в человеческой натуре и в натуре государства тоже. Если бы такую бумагу подписали в МГУ, я бы на следующий день подала заявление об уходе. При тех нищенских зарплатах, которые выплачивают сегодня учителям и преподавателям вузов, это просто кощунственно. Человек получил западный грант, у него появилась возможность свести концы с концами, прокормить семью, а кто-то еще будет у него над душой стоять, контролировать, что он там пишет. На мой взгляд, это все за гранью добра и зла.

Михаил Гельфанд, доктор биологических наук, кандидат физико-математических наук:

То, что сейчас сообщают в СМИ про Санкт-Петербургский университет и про его ректора, наводит на очень печальные соображения. В этом контексте не исключено, что люди, которые воспринимают этот приказ крайне негативно, правы. С формальной точки зрения это техническая бумага, которая сводит в единое целое уже давно существующие документы. Поэтому вопрос в том, как она будет применяться. Что питерский университет, что московский возглавляются людьми, мягко скажем, неоднозначными, поэтому любые их действия сообщество склонно воспринимать с презумпцией чего-то нехорошего. Это вопрос скорее репутации конкретного руководителя, нежели конкретного документа.

Итак, это техническая бумага, в которой по сути нет ничего нового. С одной стороны, разумно, что если сотрудник университета заключает коммерческий контракт с зарубежной компанией, университету хорошо бы об этом знать. С другой стороны, пункт о том, что сотрудник вуза должен согласовывать с администрацией текст своего выступления на конференции или открытую публикацию, действительно выглядит по-идиотски. Вопросы сохранности интеллектуальной собственности решаются не таким способом.

Бардака от этого, конечно, будет больше. В нашей стране от любой новой бумаги бардака больше. Но в данном случае роль играет не конкретная бумажка, а сам контекст многих замечательных происшествий в СПбГУ. Если бы такую бумагу издал ректор института с хорошей репутацией, без тянущегося за ним шлейфа скандалов, никто бы даже и не заметил. Тот же самый ректор СПбГУ Николай Кропачев недавно открыл в университете научно-богословский центр междисциплинарных исследований, возглавляет его секретарь ученого совета Санкт-Петербургской духовной академии. И вот когда одной рукой в университете создается православный богословский центр, а другой рукой подписывается бумага, требующая согласовывать научные статьи, направляемые в открытые международные научные журналы, – вот это действительно выглядит мрачно.

Никита Петров, историк:

Согласно Конституции цензура в России запрещена. Представим себе ситуацию: ученый собирается на международную конференцию и не предоставил копии своих докладов начальству института. Что ему, командировочные не оплатят? Он ведь может сказать, что весь доклад у него в уме, записей нет. Что ему ответят, как накажут? Если люди будут подчиняться этим правилам, то лишний раз докажут, что они рабы и готовы следовать самым нелепым распоряжениям. Следовать подобным распоряжениям – значит нарушать конституционный принцип.

Это еще один признак выстраивания барьеров и попытка тотального контроля за научной мыслью. Я думаю, это административный зуд, свойственный чиновникам, в том числе чиновникам от науки. Вся эта чиновничья бюрократия - животный организм, а кормовая база для этого организма – регламентации и запреты, иначе не будет средств к существованию. Отсюда изобретение все новых и новых правил, новых и новых ограничений, которые позволяют различным администраторам оправдывать свое существование.

Это еще один тревожный признак после дела Супруна, которое, безусловно, является примером вопиющего произвола и беззакония. Профессор Супрун не нарушал никаких законов. В законе об архивном деле есть такая дефиниция как "личная тайна", Супруна же обвиняют в нарушении тайны "семейной" – все переворачивается с ног на голову.

Лев Клейн, археолог, профессор СПбГУ:

Безусловно, это решение – очередной шаг к возвращению в тоталитарное прошлое, других мнений и быть не может. Ссылка на охрану интеллектуальной собственности – лишь прикрытие. О собственности западные государства заботятся куда больше нас, даже нас вынуждают уничтожать контрафактную продукцию. Однако до контроля за профессорами они не додумались. Ничего, и раньше этот фильтр преодолевался – так будет и впредь. Обманывать государство снова станет делом чести.