Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра "Сова"

В этих поправках есть два важных пункта. Первый - это финансирование экстремизма. С юридической точки зрения, здесь ничего меняется: финансирование любой преступной деятельности и сейчас запрещено, это форма содействия.

Причем умысел - сложная вещь: как правило, бывает трудно доказать, что человек знал о том, что финансирует криминал. И в случае с финансированием разных СМИ, интернет-ресурсов нельзя заранее догадаться, что именно будет признано экстремистским, а те, кто перечислял средства, - признаны соучастниками. Однако это и сейчас так. Просто в делах об экстремизме госорганы так далеко еще не заходили - но теперь, наверное, будут.

Второе существенное изменение связано с тем, что к СМИ добавляется интернет. Для применения статьи 282 УК (возбуждение ненависти и вражды по национальному и другим признакам) это не имеет значения - там и так большинство приговоров связано с интернетом. А по 280-й статье (публичные призывы к экстремизму) ситуация меняется: там использование СМИ относится к части 2 и утяжеляет ответственность - и использование интернета теперь тоже.

Светлана Сидоркина, адвокат

В последнее время ужесточается реакция государства на любое изъявление гражданской позиции, любое выражение общественного мнения. Это общая тенденция, и именно с этой целью принимается закон, который ужесточает наказание за "экстремизм". С моей точки зрения, это не оправдано: реалии сегодняшнего дня таковы, что ограничений во всех сферах жизни - в СМИ, в блогах и не только - более чем достаточно. Необходимо, наоборот, предоставлять гражданам более свободную площадку для дискуссий в СМИ и в интернете.

Новый закон, как это часто бывает в России, плохо поддается конкретному толкованию. Это может привести к недоразумениям в его применении, нечеткому пониманию, субъективному восприятию. Конечно, он должен быть конкретизирован. В законе об экстремизме определение экстремизма дается, но должно быть понятно и то, какие действия пользователя интернета являются уголовно наказуемыми: собственный призыв, перепост чужого текста, лайк, одобрительный комментарий?

Что касается финансирования экстремизма, то для привлечения человека к ответственности должно быть фактически доказано, что он умышленно спонсировал совершение преступления: как если бы речь шла о передаче денег на подготовку теракта. В противном случае получается так: издание признают экстремистским - лицо, которое его финансировало, автоматически становится преступником. Но спонсор мог и не подозревать заранее, что на ресурсе будет опубликован текст, который органы власти посчитают противоправным.

Тем более это нелепо, если издание спонсируют на принципах краудфандинга. Представим, что на Гранях.Ру находят экстремистский материал - и все читатели, помогавшие своими средствами развитию проекта, становятся спонсорами экстремизма. Это просто абсурд.

Илья Фальковский, художник, литератор

При той абсолютно вольной трактовке понятия "экстремистская деятельность", которую применяют наши власти, новые поправки означают лишь продолжение произвола и ничего больше. По своему опыту знаю, что "экстремистским" может оказаться любое художественное высказывание - книга, картина, видео, музыка. Приравнивание интернета к публичному пространству - затыкание рта блогерам. Введение отдельной статьи за финансирование экстремизма - давление на издательство, напечатавшее "экстремистскую" книгу, галерею, организовавшую "экстремистскую" выставку, музыкальный лейбл, выпустивший "экстремистский" диск.

Но на самом деле это наказание не сроком, а страхом. В насаждаемой атмосфере очевидно, что речь идет не об уже свершившемся деянии, а о том, что лишь могло бы быть гипотетически совершено. Теперь потенциальный преступник никогда не решится выпустить рискованную книгу или диск. Пространство свободы сужается ускоренным темпом. Большинство последних законопроектов несут в себе запрет на свободу личности, запрет на свободу информации, запрет на свободу слова и попытки запрета на свободу передвижения.

Чтобы не выглядеть голословным, говоря о нелепости происходящего, приведу пример из личного дела. Приморский прокурор Бессчасный считает мою книгу "Ударные отряды против Путина" экстремистской. Если внимательно вчитаться в текст его заявления, то выясняется, что судит он вовсе не меня. Цитата "Только так, отрешившись от ненависти и предвзятого отношения к террористу и переключив свое внимание на воспитавшее его общество, мы сможем беспристрастно и спокойно исследовать мотивы его действий" принадлежит не мне, а Кропоткину. Однако если вчитаться еще внимательнее, то выяснится, что судит мою книгу вовсе не прокурор Бессчасный. За его спиной возвышается более авторитетный обвинитель. Это Достоевский, который, как пишет прокурор, разоблачил принцип "среда заела".

Достоевский против Кропоткина. Достоевский, как известно, не любил революционеров. Кропоткин не слишком жаловал Достоевского. "В Достоевском есть что-то, что глубоко противно моему складу ума... Все у Достоевского, за исключением бытовых сцен из жизни бедняков - реальных сцен, - такое ходульное, не верное, не реальное... Во всем, что писал Достоевский... я чувствую выдуманность, фальшь. Даже его сумасшедшие выдуманы". Так писал Кропоткин.

Но дело вовсе не в личных характеристиках, а принципах. Спор Достоевского и Кропоткина - это извечный русский спор, растянувшийся на полтора столетия. Свободная федерация самоуправляющихся коллективов, за которую ратовал Кропоткин, против монаршей православной России, о которой мечтал Достоевский в своем "Дневнике писателя". Путь вперед к самоуправлению или назад к самодержавию. Россия ходит не по кругу, Россия ходит ходуном. Пока в счете ведет Достоевский.