Левизна и правота
На днях радиостанция "Эхо Москвы", рассказав о представленной Ириной Хакамадой социальной программе для будущего кандидата от оппозиции на президентских выборах, предложила слушателям вопрос: считаете ли вы необходимым выдвижение общего кандидата в президенты от либеральной и коммунистической оппозиции, и какой кандидат персонально мог бы оказаться приемлемым для тех и других? Слушателями предлагались самые разные кандидатуры: Юрий Болдырев, Владимир Лукин, Сергей Глазьев, Сергей Доренко и даже Алексей Венедиктов. На вопрос о желательности такого кандидата примерно 80% ответило утвердительно. Я сам придерживаюсь такого же мнения и хочу поблагодарить "Эхо Москвы" за вклад в продвижение этой идеи.
Этот вклад был бы еще большим, если бы сотрудники "Эха" перестали наконец называть либеральную оппозицию путинскому режиму "правой", что сильно затрудняет ориентацию в политическом пространстве, необходимую для правильного политического поведения, для определения своего отношения к различным политическим силам, для верного выбора союзников. Вроде бы безобидная "игра в слова" открывает широкие возможности для манипуляции сознанием.
Этой теме я в свое время посвятил целое эссе под названием "Левый поворот (возможен ли у нас Народный фронт?)". Позволю себе пересказать его основные тезисы.
Вспоминается, как во время выборной кампании 2004 года выставившая свою кандидатуру Ирина Хакамада - политик, до этого делавший все, чтобы понятия "либеральный" и "правый" в общественном сознании отождествились, - в интервью однной из газет заявила:
"Нужно создавать серьезный либеральный проект. А слово "правые" отдадим. Что такое правые? Это немножко рынка, много государства, очень много православия и очень мало свободы. Это Путин".
Тогда же президент Фонда гражданских свобод Александр Гольдфарб расценил самовыдвижение Хакамады как завершение процесса размежевания в либеральном лагере, возвращающее нас к "традиционному европейскому раскладу, где консерваторы - справа, социалисты - слева, а либералы - посередине". По его словам, "В европейской политической традиции правыми считаются консерваторы и реакционеры, склонные к национализму и религиозной ортодоксии, любимцы армии и силовых структур, политики, для которых государственный интерес выше прав человека и гражданских свобод, - пример тому Джордж Буш. В этой системе координат Путин - классический правый".
Вспоминается также, как в ночь подсчета голосов после думских выборов 2003 года в телепрограмме Светланы Сорокиной Жириновский "конкретно" объяснил, что настоящие правые - он и Путин. Потому что правые - это империя и сильное полицейское государство. Сидевших напротив Чубайса и Явлинского он обозвал "левыми эсерами". Светлана Сорокина же упорно повторяла: "Давайте все-таки пользоваться привычной терминологией".
В чем же эта "привычная терминология" состоит? Большинство наших политиков, политологов и журналистов "по умолчанию" исходят из того, что слева больше государства и меньше свободы, справа - наоборот. Тогда легко конструируется схема, в которой либеральные партии находятся на правом фланге политического спектра, различные "красные" - на левом, а Путин со своей "партией власти" удобно устроился в центре. Положение для него беспроигрышное. Либералы и коммунисты победы друг друга боятся больше, чем Путина, и не могут избавиться от ощущения, что он немножечко свой.
На самом деле именно либералы исторически были первыми левыми. С них и пошло это название - во французском Национальном собрании 1789 года сторонники ограничения королевской власти расположились в левой части зала заседаний. Так получилось случайно. С тех пор мы не можем разобраться в терминологии, потому что политический водораздел в разные эпохи и в разных странах мог проходить по очень разным вопросам. Но можно выделить общий принцип: отношение к сложившимся на данный момент формам общественного неравенства. Правые - это те, кто стремится его сохранить и укрепить существующие механизм выявления "наиболее успешных", способы попадания в доминирующие группы. Левые - те, кто хочет формы иерархического разделения "демократизировать".
Когда либеральный рынок породил новую финансовую олигархию, которая сразу же проявила тенденцию к превращению в "силовую", поддерживающую приобретенное монопольное положение отнюдь не рыночными методами, либералы разделились. Правые либералы выступили за неприкосновенность неравенства, рожденного "священным рынком", и ради этого готовы были мириться с политическим авторитаризмом и оправдывать всяких Пиночетов. Они сблизились с консерваторами. Их так и стали часто называть: либеральные консерваторы. Левые либералы куда последовательнее защищали политические свободы и выступили за обуздание олигархических тенденций при помощи политики перераспределения доходов. Их стали называть социальными либералами. Вскоре они начали сближаться с социалистами (сторонниками имущественного равенства и общественной собственности) и в конце концов сошлись с ними на "регулируемой социально ориентированной рыночной экономике". Хотя бы на ближайшую обозримую перспективу сошлись.
А что у нас сейчас? "Силовая олигархия", ограничение (вплоть до полной ликвидации в перспективе) политических свобод, полицейский произвол, шовинизм в государственной пропаганде и прочие наши прелести всегда считались характерными чертами правоконсервативного авторитарного режима. И в полном соответствии с классическими европейскими канонами социальное неравенство при Путине продолжает увеличиваться.
Эту "страшную военную тайну" Путина и выболтал в ночь подсчета голосов Жириновский. Он вообще часто выбалтывает большие и маленькие тайны Кремля. Видимо, уверен, что наши демократы по глупости все равно не смогут ими воспользоваться. Если не понимать обычную для Жириновского гиперболу буквально, то диспозицию вождь ЛДПР определил совершенно правильно. Конечно, бледно-розовые сторонники социально-ориентированного "демократического капитализма с человеческим лицом" из "Яблока" весьма далеки от густо-красных левых эсеров 1917 года. Но сегодня даже архитектор государственно-олигархического капитализма при верховенстве олигархов Чубайс стоит чуть левее строящего государственно-олигархический капитализм при верховенстве бюрократов-силовиков Путина.
Значит ли это, что правее Путина никого и ничего в современной России нет? Есть. Та же ЛДПР ("Единая Россия" выглядит на ее фоне респектабельно и умеренно), Евразийский союз, РНЕ и прочие в порядке возрастания нацистской компоненты в их идеологии. Но все либералы - слева. Даже такой правый либеральный консерватор, как Леонид Радзиховский. Он, конечно, не оппозиционер. Он хочет постепенно цивилизовывать режим в рамках системы. У "путинской партии" в широком смысле тоже есть свои правое и левое крыло. Правое - Жириновский, левое - Радзиховский. По отношению к этим двоим Путин точно центрист. Но не по отношению к либералам и коммунистам. Напротив, либералы и коммунисты по отношению к нему с одной стороны. С левой.
Поэтому объединение в одну оппозиционную коалицию авторитарно-консервативному режиму приверженцев либеральных и социалистических идей - вещь совершенно логичная. Возможность и позитивность таких коалиций подтверждается и опытом других стран. Наиболее известны из этого опыта антифашистские Народные фронты, ставившие целью, во-первых, защитить демократический парламентский режим и политические свободы от угрозы авторитаризма, а во-вторых, провести социально-экономические реформы, призванные покончить с засильем олигархии и произвести известное выравнивание доходов.
Общую платформу такой коалиции условно можно назвать социал-демократической. Большинство наших современных правых либералов скорее всего к такой коалиции не примкнут. Останутся "цивилизовывать путинский режим изнутри". А вот для левых, "социальных" либералов такая коалиция может подойти.
В этой связи весьма поучительна история, приключившаяся с Ириной Хакамадой. Именно она на выборах 2000 года заявила от имени СПС: "Наш выбор - Путин!" Потом говорила, что ради либерализма в экономике авторитаризм в политике можно и потерпеть, присоединив таким образом свой голос к хору почитателей Пиночета. Однако, как оказалось, это ее увлечение основывалось на том, что Пиночета живьем она не видела. А увидев (причем в весьма урезанном виде - ведь "по полной программе" Путин "пиночетствовал" только в одной отдельно взятой Чечне) - ужаснулась. И сразу начала менять свою политическую ориентацию, "леветь". Ведь наш слой "успешных и состоятельных людей", на который так надеялась Хакамада как на защитника демократических ценностей, ни Пиночетом, ни чеченской трагедией, ни "Норд-Остом", ни чем-либо еще не испугаешь. У него достаточно крепкие нервы, он четко осознает свои интересы и "выбирает сердцем" Путина с гораздо более серьезными основаниями, чем Ирина Муцуовна. Процент "успешных и состоятельных", у которых слова "гуманизм" и "права человека" не вызывают циничной ухмылки, оказался ничтожно мал. Пришлось переориентироваться на менее "успешных".
В том же социал-демократическом направлении эволюционировали и другие наши правые либералы, решившиеся на внятную оппозицию Путину. За одним исключением: кроме Валерии Ильиничны Новодворской, которая аки столп стоит неколебимо на страже ортодоксального праволиберального социал-дарвинизма, и при этом к путинскому авторитаризму совершенно непримирима. Но это как раз то исключение, которое лишь подтверждает правило. Валерия Ильинична - политический маргинал не в силу своего экстравагантного стиля, а в силу того, что ее взгляды не имеют в России серьезной социальной базы. У социальных либералов есть своя база. У либеральных консерваторов тоже есть. У Чубайса с Радзиховским есть. А у Валерии Ильиничны нету. Совмещать последовательный правый либерализм с революционностью можно лишь на уровне политической экзотики. Так что пусть Валерия Ильинична так из-за Радзиховского не огорчается. Он все правильно и честно делает с точки зрения "правых ценностей".
Но вернемся к леводемократической коалиции. Сегодня мы уже имеем как минимум зародыш такой коалиции - это "Другая Россия". Она далека от совершенства. Скорее это пока модель. Она объединяет лишь меньшую часть как либералов, так и "красных", но при этом - самую активную и последовательную часть. Возможно, даже если "Другая Россия" сама и не станет ведущей политической силой, она "расшевелит" более "массивные" политические организации, которые пока, в силу склонности к конформизму, сторонятся радикальной оппозиции. Как расшевелил в свое время куда более мощные силы, чем он сам, "Демократический союз" Валерии Новодворской. Хочу ей напомнить, что в том Демсоюзе времен общей борьбы против партноменклатурной олигархии наряду с либеральной фракцией были фракции социал-демократов и "демократических коммунистов". Кстати, Ирина Хакамада сейчас состоит в "Народно-демократическим союзе", а он входит в "Другую Россию". Ее уже не смущают уличные смутьяны из НБП и АКМ.
Так что жизнь все-таки берет свое, пробивает себе дорогу сквозь завалы ложных представлений, штампов и предрассудков. И мне представляется, этот процесс ускорится, если наши либералы осознают себя частью левой, именно левой демократической оппозиции правоавторитарному режиму. Я говорю не о таких либералах, как Чубайс. Бог с ним, с Чубайсом, он сам проложил Путину дорогу. Я о других, кого привык считать "своими". О тех, для кого либеральные ценности - это гуманистические принципы свободы и справедливости, а не основание почитать себя, "успешного", за личность, а других, менее "успешных", - за быдло. Это все люди стихийно "левые", но многие из них продолжают внушать себе, что их долг быть "правыми". Отсюда и их интеллигентские мучения по поводу того, можно ли голосовать за "партию Алика Коха" - путинского киллера независимого телевидения.
А искать единого кандидата оппозиции на президентских выборах, кандидата, который окажется приемлемым для большинства коммунистов и либералов, безусловно надо. Даже в случае поражения он будет способствовать консолидации оппозиции.
Статьи по теме
Выдвижение единого кандидата
"Другой России" следовало бы выдвинуть единого кандидата в президенты или нескольких?
Согласиться - пропасть
Борьба идет прежде всего по вопросу о применении закона о митингах и шествиях. Власть пытается утвердить порядок, при котором она будет произвольно решать, в какой форме давать гражданам возможность выражать свои политические устремления. Вы хотите шествие, а мы вам разрешим только митинг.