статья Памяти Рейгана

Илья Мильштейн, 07.06.2004

Благодарным современникам политики запоминаются известным набором разнообразных качеств. Злодеи и хитрецы, гамлеты и радикалы, жестоковыйные патриоты и добродушное ворье – ряд знакомый с тех давних пор, как люди стали объединяться в государства. На этом фоне покойный Рональд Рейган выделялся чертой, весьма редкой на политическом Олимпе. Он был простодушен.

Простодушие не следует путать с глупостью. Глупость в любых своих проявлениях означает неспособность человека разбираться в проблемах, которые ставит перед ним жизнь. Простодушие – род честности, незнакомой с коварным и многоходовым расчетом, но вовсе не скудоумие.

Простодушные – народ упрямый и отважный. Народ-победитель. Рейган был простодушным победителем.

Спортивный комментатор из Иллинойса, затем профсоюзный деятель и второразрядный актер, он с детских лет усвоил тот своеобразный американский консерватизм, в котором детская вера в справедливого Бога соединяется с глубокой верой в себя и свою страну. Такими были его первые, весьма стандартные политические речи: звездно-полосатый патриотизм, недоверие к социальному государству, искренняя ненависть к коммунизму. Такими оставались его убеждения – от первых дней в политике до последних. Таким его и полюбили американцы, последовательно выбирая себе губернатора Калифорнии и президента по имени Рейган.

Таким его полюбили и мы, простодушные советские образованцы, твердо верившие в Америку и прозревавшие свет, идущий с Запада. Как и мы, он не любил советскую власть. Вместе с нами сопротивлялся ей, грубил и выказывал отвращение. Подобно российским диссидентам, он мечтал о том времени, когда коммунистическая империя рухнет. Имелись и отличия. Он верил, еще прежде Солженицына, что "часы коммунизма свое отбили", – мы не чаяли дожить. У Рейгана были ядерные ракеты, у советской интеллигенции ядерных ракет не было. Наши любимые писатели сочиняли многотомные узлы, доказывая, что СССР – бяка. Рейган использовал минималистский жанр. Обозначал предмет буквально в двух словах – "империя зла".

В этом тоже сказывалась чистосердечность простодушного президента США. Иные, типа Картера, думали про нашу Родину не лучше, но скрывали свои чувства, далеко и безошибочно просчитывая благородные внешнеполитические комбинации. И всегда, вместе с европейскими идеалистами вроде Вилли Брандта, оказывались в глубокой яме. Бесхитростный Рональд Рейган всегда что думал, то и говорил. Если он видел перед собой империю зла, то как же было назвать ее иначе? Если цэрэушники докладывали ему о чрезмерной активности наших дипломатов, то он этих дипломатов, не колеблясь, высылал. Если андроповская "Верхняя Вольта" пугала мир своими ракетами, а больше ничем не пугала, то простодушный президент ставил задачу перед Пентагоном: создать в сжатые сроки ядерный зонтик! Зонтик не получался, концепция "звездных войн" трещала по швам, но гонка вооружений, в которой плановая экономика вступила в неравный спор с рейганомикой, стремительно тащила империю зла в могилу. Падали цены на нефть...

Мир по Рейгану был черно-белым. Не различая полутонов, он сурово осуждал нашу братскую помощь Афганистану. Вводил экономические санкции против СССР в ответ на военное положение в Польше. Активно и целеустремленно вмешивался в наши внутренние дела, вступаясь за инакомыслящих и жестко увязывая западные кредиты с изменой ленинскому курсу. Мрачно оценивая наш советский строй, он указывал кремлевским вождям единственный путь к сотрудничеству – капитуляцию. Он разговаривал с ними на единственном языке, им доступном, на языке силы, верно просчитав примитивную двухходовку: на мировую войну кремлевские старцы не замахнутся, сами жить хотят, а конкуренции во всех остальных областях они не выдержат.

Нынче, оглядываясь назад, политику Рейгана можно свести к формуле "принуждение к перестройке". Кредиты, инвестиции, договор о ликвидации ракет средней дальности, гуманитарная помощь другу Михаилу – только в обмен на гражданские свободы для советских людей, которых он не знал, но справедливо считал, что они, как в Иллинойсе, ходят на двух ногах, любят свободу и хотят жить в нормальной стране. "Доверьяй, but проверьяй", – напоминал он улыбчивому другу Gorby, когда тот пытался с ним финтить, пытаясь получить кредиты в обмен на теплые рукопожатия и непонятные простодушному американцу тяжеловатые словесные конструкции типа "социализм с человеческим лицом". И дожал-таки своего симпатичного собеседника, вынудив его открыть границы, освободить политзеков, отменить цензуру, открыть кооперативы, начать реформы... А дальше империя рассыпалась сама собой.

В отличие от глупого Буша, простодушный Рейган не играл в политику с мистером Андроповым, мистером Черненко, мистером Горбачевым, а искренне ненавидел тоталитаризм. И безошибочно определял зло, и бил его точечными ударами, как полковника Каддафи, который начал понемногу стремительно перевоспитываться после известного обстрела. Рейган не затевал тяжелых, долгих и бесперспективных войн, опасных для экономики и репутации своей страны. Он ушел из политики победителем и таким пребудет в Истории: сокрушитель империи, лучший друг свободолюбивых российских граждан, храбрый ковбой из скучного вестерна, в котором добро побеждает зло, потому что ни черта не боится и верит в себя как в Бога.

Илья Мильштейн, 07.06.2004


новость Новости по теме