Вызывает сочувствие гуманистический пафос Александра Скобова, утверждающего приоритет права народов на самоопределение над принципом соблюдения территориальной целостности государств. Ведь в истории кровопролитие часто происходило из-за того, что власти стремились подавить борьбу народов за независимость. Однако слишком смелым кажется утверждение, что принцип территориальной целостности устарел и должен быть отброшен как феодальный пережиток. Да, обращаясь к косовской ситуации, приходится признать, что косовары вряд ли могут оставаться в одном государстве с сербами. Но неизбежно встает вопрос: до каких пределов и в каких условиях право на самоопределение доминирует над территориальной целостностью? Если косовары имеют право на отделение от Сербии, то обладают ли таким же правом сербы, компактно живущие на севере Косово, или жители сербских анклавов на юге края?

Право на самоопределение означает, что "все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие", причем способами осуществления этого права являются "создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса". Однако в современном международном праве нет общепринятой трактовки понятия "народ", то есть нет однозначного определения субъекта права на самоопределение. Поэтому коллизию между принципами самоопределения и территориальной целостности (а оба они формально имеют одинаковую силу) трудно разрешить даже теоретически. Преобладает мнение, согласно которому отделение территории, населенной меньшинством, оправдано лишь в том случае, если государство отказывает этому меньшинству в свободе и равноправии.

На практике мировое сообщество всякий раз подходит к таким конфликтом исходя из конкретных условий. Так, в Африке приоритетом пользуется принцип нерушимости границ, поскольку на большей части этого континента независимые государства возникали с искусственными границами, установленными еще в колониальные времена, так что большинство этносов оказалось разделено между несколькими государствами. Единственный пример торжества принципа самоопределения над нерушимостью границ в постколониальной Африке - это отделение Эритреи от Эфиопии в 1993 году. Там сыграло роль то, что как эфиопские, так и эритрейские повстанцы вместе боролись против марксистского режима Менгисту Хайле Мариама, а после его падения новое эфиопское правительство было еще слишком слабо, чтобы противиться независимости Эритреи. Кроме того, включение этой бывшей итальянской колонии в состав Эфиопии в 1952 году было не вполне законным и не признавалось рядом африканских государств, особенно после того как в 1962 году эфиопское правительство ликвидировало автономию Эритреи. Но это единственное исключение, подтверждающее правило.

Иная ситуация в Европе и Северной Америке. Там после окончания холодной войны право на самоопределение реализовалось не раз - достаточно вспомнить о распаде Советского Союза и Югославии. Однако в этих случаях основное значение имела не юридическая, а политическая сторона дела: кризисное состояние федераций, находившихся в процессе демократизации после десятилетий коммунистического правления, и отсутствие мощных внешних сил, заинтересованных в их сохранении. В случае же с Чехословакией между двумя частями федерации вообще не было сколько-нибудь серьезного конфликта и "развод" прошел мирно.

И сегодня в Европе есть немало регионов, где значительная часть населения выступает за создание независимых государств: Страна Басков, Каталония, Корсика, Шотландия... И в Канаде сторонники независимости Квебека провели несколько референдумов, вот только ни на одном не собрали пока что большинства. Но ни для одного из указанных конфликтов косовская независимость никак не является прецедентом. Там конфликты развиваются в рамках демократических государств и, вероятно, рано поздно будут решены миром. Нет сомнения, что если большинство населения того или иного региона выскажется за независимость, то она будет в конце концов признана руководством соответствующих государств и Евросоюза. Потому что силой удерживать народ в составе государства и соблюдать при этом демократические принципы невозможно. Конечно, случай Косово вызвал несколько громких заявлений со стороны сепаратистов, но существенное влияние на развитие европейских межэтнических конфликтов он вряд ли окажет.

Что же касается постсоветского пространства, то здесь каждый этнополитический конфликт имеет существенные особенности. В Приднестровье трудно говорить о народе в этническом смысле: в населении региона примерно поровну украинцев, молдаван и русских. В Южной Осетии есть значительное грузинское меньшинство, расселенное чересполосно с осетинами. В Абхазии не может быть речи о самоопределении без участия изгнанных из республики грузинских беженцев.

Что же касается независимости Чечни, то я вполне солидарен с г-ном Скобовым: российские демократы, когда придут к власти, должны будут отпустить на волю не только Чечню, но и другие республики Северного Кавказа. На практике это должно означать вывод с Северного Кавказа федеральных военных и полицейских сил и проведение там спустя некоторого переходного периода референдумов. В случае Чечни большинство, вероятно, выскажется за независимость. В других республиках предсказать исход трудно. Но те из них, кто захотят остаться в составе Российской Федерации, должны будут полностью уважать ее Конституцию и не препятствовать представителям других народов селиться и осуществлять все свои права на своей территории. Согласие не препятствовать уходу добивающихся независимости автономий - осколков колониального прошлого Российской империи, будет показателем зрелости будущей российской демократии.