Премьер-министр Владимир Путин стал еще одним высокопоставленным российским чиновником, признавшим наличие в стране экономического кризиса. Он сделал это громко, торжественно, на съезде правящей партии - и, пообещав, что повторения шока 1998 года не будет, возложил на себя личную ответственность за те социальные последствия кризиса, которые не в силах предотвратить даже такой могучий национальный лидер.

В отличие от заявления президента Дмитрия Медведева, признавшего, что 2009 год будет для россиян тяжелым, или интервью министра экономического развития Эльвиры Набиуллиной, констатировавшей крах российской экономической модели путинских времен, выступление Путина щедро тиражировалось общенациональными телеканалами. Именно эти два его отрывка - о том, что кризис есть, а социальных последствий не будет, - россияне запомнят. Именно о них будут вспоминать, когда цифры в обменниках начнут предательски изменяться в пользу буржуйского - и куда-то исчезающего - доллара. Именно они будут удивлять очередного уволенного с работы, когда он не найдет себе нового места заработка и обнаружит, что обещавшее ему помощь государство не может ничего сделать для своего гражданина. Именно эти слова будут цитироваться, когда будет останавливать работу очередное стратегическое - или более того - градообразующее предприятие, а его работники окажутся за бортом...

Перечислять такие возможности вспомнить о словах Владимира Путина можно до бесконечности. Важно другое: с простой народной точки зрения это и были самые главные слова в его политической карьере. Народ хорошо помнит, что Борис Ельцин обещал лечь на рельсы, если вырастут цены, - и не лег. Обещал, что дефолта не будет, - а дефолт был. Но за плечами у Ельцина до этих неисполненных обещаний была большая и бурная политическая биография, ожидание перемен, тот удивительный воздух свободы, который уже сегодня трудно ощутить в российских сумерках (впрочем, в кризисные годы воздух становится столь разреженным, что иногда кажется свежим). А у Путина - годы уверений в стабильности, завершившиеся признанием в кризисе. Поэтому в российской национальной памяти не будет президента Путина со стабильностью, борьбой с Америкой и загламуревшей Рублевкой. А будет только премьер-министр Путин, не уберегший страну и ее жителей от фиаско.

А мог бы он не говорить всего этого? Наверное - ведь никто его и его спичрайтеров за язык не тянул. И вообще государственный деятель тем и отличается от телевизионного временщика, что говорит людям правду, подчас и горькую, - тем более что избираться Владимиру Путину в ближайшее время никуда не надо. Или я ошибаюсь? Но, созданные телевизором, эти люди только в телевизор и верят. Верят, что если сказать, что кризиса нет, его и не будет. Верят, что если сказать, что кризис есть, а последствий не будет, - значит, и не будет.

Нынешняя элита, приведенная к власти за руку, никогда и ни с кем за нее не боровшаяся, перепутавшая государство с корпорацией и не способная не то что на стратегические решеним, но даже и на простой анализ ситуации на полгода вперед, вообще удивительным образом верит не в дело, а в слово. В телевизионное слово. Именно поэтому Владимир Путин и произнес в тщательно выстроенной аудитории речь, которая может оказаться главной и единственной в его будущей биографии.