Наконец-то появился фильм, полностью адекватный прозе Владимира Сорокина. Создатели "Москвы" (режиссер - Александр Зельдович) отталкивались от давнего "шестидесятнического" "Июльского дождя" Марлена Хуциева, но создали отнюдь не перепев мотивов оттепели, не картину о, по выражению Сорокина, "вялой агонии шестидесятников", а настоящий кинематографический манифест постмодернизма. Самые запоминающиеся кадры фильма - панорамные, будь то вид прилегающих в Москве лесов, полей и рек с высоты птичьего полета или панорамные кадры столицы. Людей в них нет или почти нет, московская архитектура здесь выразительна сама по себе. Работа оператора Александра Ильховского великолепна. А старые советские песни в исполнении безумной героини Татьяны Друбич в очень необычной аранжировке петербургского композитора Леонида Десятникова, патетику превращающую в фарс, создают музыкальный эквивалент сорокинским текстам. Ощущение такое же, как от исполнения песенки "Прощай, паровоз..." на мотив советско-российского гимна.

Из сюрреалистического вступления постепенно вырисовывается сюжет. При желании его можно пересказать очень коротко. Двое подружились в детском доме, потом Майк стал криминальным авторитетом и "новым русским", а Лева возил ему черный нал из Германии. Лева кинул Майка на 300 тысяч баксов, Майк его простил, Майка убили, а Лева унаследовал его жену Машу, ее безумную сестру Ольгу и его миллионы. Сильны тут и чеховские мотивы. Ночному клубу, принадлежащему матери Маши и Ольги, Ирине, грозит продажа за долги, и Майк выступает в роли нового Лопахина. С другой стороны, фильм - это реализация чеховского "В Москву! В Москву" на исходе XX столетия.

Но сюжет в "Москве" - не главное. Здесь важнее кадры-символы и образы - ожившие метафоры. Громадный безжизненный трамплин на Воробьевых (б. Ленинских) горах, с которого отправляется в свой последний полет с ярко-красным чемоданом в руках психоаналитик Марк, один из уходящей "золотой молодежи" 70-х. Или рубенсовский предсмертный портрет Майка в семейном интерьере. Или поющая на фоне желтого квадрата героиня в платье цвета морской волны. Сам сюжет возникает из таких кадров, из долгих панорамных планов и ими завершается.

Москва деформирует не только плавное пространство Восточно-Европейской равнины, но и поведение героев. Мир здесь перестраивается по законам постмодернизма. Нормой становится жизнь по антизаповедям: убей, укради, предай. Действует принцип: "Если человек полное говно, то его можно завалить". Героям приходится играть не свои роли. Балетоман Майк становится криминальным авторитетом, русский Лев должен на таможне выдавать себя за еврея и носить пейсы, нормальная Ольга вынуждена притворяться сумасшедшей, ибо только блаженным позволено верить, что в этом мире "хорошее - это когда хорошо, плохое - это когда плохо".

Москва - и цель, и средство достижения успеха. Москва - пустота, из которой, однако, герои черпают все - деньги, любовь, славу. Завершающая фраза фильма: "Где ты прятал деньги? - В Москве" замечательна своей амбивалентностью. Деньги Лева спрятал не в городе, а в одной из букв надписи Москва на границе окружной дороги. Лев совокупляется с Машей через дырку в географической карте на месте Москвы (Москва - пустое место). На гребне славы гибнет Майк. Его труп в обрамлении роз на сцене Большого, напоминает то ли лебедя, то ли поросенка, поданного к праздничному столу.

Сорокинская Москва - город мертвый. Все герои фильма могут сказать о себе: "Я мертвый человек. Мне всюду одинаково плохо и одинаково хорошо. Мне так много дано и ничего нет". Неслучайно финальная сцена происходит у могилы Неизвестного солдата. Мертвецы, еще остающиеся на поверхности земли, встречаются с тем, кто уже в земле. "Те, кого не было, тоже имеют право на памятник". Может быть, большее, чем те, кто были". "Москва" и стала памятником таким не бывшим людям.

Жизнь отличается - Грани.Ру, 01.02.2001