С моим давним другом писателем Владимиром Сорокиным мы встретились в кафе "Рюмка", что в Мамоновском переулке недалеко от ТЮЗа. Володя только что прилетел из Японии, где уже второй год преподает русскую литературу, и, соскучившись по родной пище, захотел пообедать в русском стиле. Писателю вообще свойственно трепетное отношение к еде. В Японии Сорокин написал новый роман "Пир", который вот-вот должно выпустить в свет московское издательство "Ad Marginem".С этого романа мы и начали беседу.

Б.С.: Как бы ты определил основную идею "Пира"?

В.С.: Еда как страсть.

Б.С.: Не "Декамерон" ли подсказал тебе мысль написать роман в рассказах, не подражал ли ты в чем-то Боккаччо?

В.С.: Нет, "Декамерон" здесь ни при чем. Хотя, если разобраться, это тоже книга о человеческой страсти, но иной, чем еда, - эротической. Еда - это тоже эротический акт, акт наслаждения. Собственно эротика в "Пире" тоже присутствует, но она тонет в еде.

("День русского едока", "Настя", "Concretные" и еще несколько новелл из "Пира" можно найти на сорокинском сайте. - Б.С.)

Б.С.: Помнишь, ты спрашивал, нет ли у меня литературы о революции 1905 года и "кровавом воскресенье". Отразилась ли эта тема в "Пире"?

В.С.: Да, конечно. Там есть глава "Сахарное воскресенье", где Николай II, Столыпин и некоторые другие деятели той эпохи расстреливают рабочих из пулеметов, но... сахарными пулями.

(Тут нам принесли фирменный "локоть" "Рюмки" - 8 водочных рюмок в ряд на подносе соответствующей формы. В память о гусарах, которые именно такое количество емкостей со спиртным удерживали на вытянутом локте. - Б.С.)

У моего деда норма была - 6 чайных стаканов водки. Но это только в торжественных случаях - на свадьбах, крестинах, поминках и по праздникам. А в будни выпивал стакан водки за обедом и стакан - за ужином. И дожил до 89 лет.

Б.С.: Ну, нам-то до его нормы далеко. А что тебя больше всего поразило в Японии?

В.С.: Ты знаешь, люди. В нашей стране долго и безуспешно пытались вырастить сознательного человека. А в Японии такой человек появился сам собой. Японец - патриот своей фирмы и готов жизнь положить за ее процветание. Менеджер какой-нибудь компании, занимающейся продажей кондиционеров, уходит из дома на работу в 6 часов утра, а домой возвращается в полночь. Он работает до 9-10 часов вечера, а потом идет с сослуживцами в кабак расслабиться. Детей видит только по воскресеньям, отпуск имеет всего неделю в год, с женой после свадьбы уже очень редко трахается. У русского человека такого фанатичного отношения к работе никогда не было. В советское время мы больше времени проводили не на работе, а в очередях. Об этом, в частности, мой первый роман "Очередь". Кстати, одним из импульсов к его созданию стал рассказ одной моей знакомой, как она ухитрилась трахнуться со своим парнем на эскалаторе станции метро "Маяковская" в час пик. При этом на них никто и внимания не обратил.

Б.С.: Да уж, японцы на такое не способны.

В.С.: В Японии я ощущаю себя как на Марсе, очень одиноким. Это совсем иная цивилизация, к которой нам трудно привыкнуть. Хорошо, что последние месяцы мое одиночество скрашивала жена Ирина.

Б.С.: Что вам больше всего понравилось в Японии?

В.С.: Японская кухня. А из всех японских блюд - суши. Кусочки сырой рыбы (или вареных крабов) кладут на небольшие рисовые комочки и поливают соевым соусом. Очень вкусно.

Б.С.: А какую роль вообще играет кулинария в твоих произведениях?

В.С.: В том же качестве, как тема эротики присутствует у Набокова, у меня присутствует кулинария. В обоих случаях это нечто пусть неявно, но стимулирующее автора.

Б.С.: Как твои японские студенты относятся к русской литературе?

В.С.: На первом курсе ее почти не знают, слышали только имена - Пушкин, Чехов, Лев Толстой. На трех последующих курсах даже что-то читали - но почти исключительно из классики, современной литературы не знают. Для японцев наша литература - это что-то диковинное, экзотическое, но для них экзотика - это все неяпонское.

Б.С.: Что ты ощущаешь, когда летишь из Японии домой?

В.С.: Когда я возвращаюсь в Москву из Токио, то пролетаю почти над всей Россией. Когда смотришь вниз из иллюминатора, по-настоящему понимаешь, что такое российские просторы. И на востоке они по большей части не заселены. Видны огромные нерасчлененные массивы тайги. Здесь резкий контраст с Японией, где города стоят вплотную друг к другу и почти нет незаселенных территорий. Нет, когда летишь над Россией, лучше всего понимаешь, что просторы - это главное богатство нашей страны.

Б.С.: Как ты относишься к новой государственной символике?

В.С.: Вообще музыка Александрова мне нравится. В ней есть какой-то эротический заряд, чего нет в "Патриотической песни" Глинки. Этот гимн воплощает метафизику места, в котором мы живем.

Б.С.: Да и у тебя в "Тридцатой любви Марины" главная героиня, лесбиянка, впервые испытывает оргазм с мужчиной как раз под звуки советского гимна.

В.С.: Да, конечно. Эта музыка несет мощный заряд государственной эротики. Таких символов немало. Взять хотя бы ракету, взмывающую в небо. Ее можно уподобить фаллосу...

Б.С.: Ты не думаешь, что возвращение старого гимна ознаменует собой начало возврата к советским временам?

В.С.: Видишь ли, на самом деле советская власть у нас никогда не кончалась. Она только мутирует, принимает различные причудливые формы, ибо ничего радикально нового создано не было. Нынешняя государственная символика - это тоже некая мутация. Голландский триколор, византийский двуглавый орел (президент Ингушетии Руслан Аушев прямо назвал его мутантом. - Б.С.) и советский гимн образуют чисто постмодернистский коктейль. В том же ряду - Ленин в мавзолее и красные рубиновые звезды рядом с двуглавыми орлами на кремлевских башнях. Получается настоящий постисторизм с характерным смешением стилей. Но в реставрацию тоталитаризма я не верю. Для этого в стране нет ресурсов, т.е. достаточного числа исполнителей, готовых проводить жесткую линию. Нет уже тех полков юношей с чистым и цельным сознанием, которым обладали в 20-30-е годы крестьянские дети. Из них большевики могли вылепить все что угодно. А сейчас где найдешь таких? Молодые люди насмотрелись американских фильмов, знают, что такое доллар, и высокие идеи им по барабану.

Б.С.: Каковы твои творческие планы?

В.С.: Собираюсь писать роман. Но сегодня я еще не готов говорить о его содержании. Новый роман еще впереди. Также есть и новый кинопроект совместно с Александром Зельдовичем - наша с ним "Москва" имела успех на последнем Венецианском кинофестивале. Но окончательно все определится после моего возвращения из Японии в феврале 2001 года. Пока же в Москве я занят на съемках фильма Ивана Дыховичного "Копейка", только-только запущенного в производство. Здесь я автор сценария. Нам хочется показать историю одного автомобиля - первой модели "Жигулей", прозванной в народе "копейка", - за 25 лет. Что с ней делали разные владельцы, через какие руки она проходила. В общем, история машины (наверное, по аналогии с историей лошади у Толстого. - Б.С.). Хотя фильм планируется часа на полтора, работы предстоит много, мы еще только в самом начале пути.

Б.С.: Желаю успеха!