Злые языки говорят, что один из своих новых романов Акунин написал еще год назад. Написал, показал знакомым и получил совет никогда это не публиковать - слишком слабо. Год Акунин переживал, а потом приписал к нему еще один и издал дуплетом.

Правда это или легенда - не так уж важно. Факт остается фактом - Акунин издал два романа, оказавшиеся едва ли не самыми неудачными в фандоринской серии.

Декадентская "Любовница смерти" удивила абсолютно ходульной интригой и картонностью персонажей, тогда как "Любовник смерти" - в целом производящий куда как более приятное впечатление - раздражал стилизацией сказового письма и долгим ожиданием Фандорина. Конечно, оба романа все равно читаются на одном дыхании, разбираются как горячие пирожки и заслужено станут бестселлерами - но сравнительная неудача заставляет еще раз задуматься о сильных и слабых сторонах Акунинского метода.

Два года назад Григорий Чхартишвили предсказывал акунизацию русской беллетристики - иными словами, появление большого количества хорошо написанных жанровых книг. В области детектива у Акунина пока есть только один конкурент - Леонид Юзефович, а все остальные как правило обретаются в кинематографических областях "триллера", "боевика" или, на худой конец, альтернативной фантастики. Акунин, открывший в России жанр "пляжного чтива для интеллектуалов", по-прежнему остается лидером рынка - и на это есть несколько причин.

В отличие от многих своих последователей, Чхартишвили не заигрывает с молодым поколением, выросшем на Пелевине, Сорокине или Дугине. Он работает для читателя, воспитанного классической русской литературой. Ни Сергей Болмат, ни Сергей Обломов, ни Хольм ван Зайчик, ни множество других не могут составить Акунину конкуренцию: верхний возраст их читателей почти всегда ограничен сорока годами. Но парадоксальным образом Акунин завлекает в свои сети не только сорока- и пятидесятилетних, но и более молодых, помнящих эту литературу "со школы" - возможно, потому что "модное" слишком быстро приедается, а "классическое" и "оригинальное" в одном флаконе оказывается беспроигрышным рецептом - как коктейль из двух сортов пива "Балтика".

Однако классическая русская литература, выбранная Акуниным за стилистический образец, умеет хорошо мстить за себя. Вместе со слогом, Чхартишвили экспортирует и проблематику - причем, судя по всему, вполне искренне. Акунина волнуют судьбы России, монархия и демократия, национальный вопрос и коррупция чиновничества - вещи хорошие, но несколько приевшиеся.

В этом, отметим в скобках, его отличие от Юзефовича, которого волнуют более настоящие вещи - как проходит время, как долго длится любовь, что остается после смерти. Как ни крути, но это куда важней судьбы одной - пусть даже и очень большой - страны на окраине Европы. То, что принято называть "метафизикой", оставляет Акунина равнодушным - или, точнее будет сказать, для него метафизика проявляется в чем-то другом. Как результат - два романа о смерти оказываются напрочь лишены того очарования Последней Черты, которое столь чувствуется хотя бы у Мисимы, столь любимого Чхартишвили.

Обращение - в "Любовнице Смерти" - к теме самоубийства заставляет вспомнить известное исследование Чхартишвили "Писатель и самоубийство": книгу основательную и интересную, но вызывающе неполную. Самоубийство оказывается для ее автора скорее способом избежать страданий или достичь тихой гавани: восторг непрерывного суицида Чхартишивили - или по крайней мере автору "Писателя и самоубийства" - чужд. Неслучайно Янке Дягилевой не нашлось места в поминальнике поэтов-самоубийц. Дело, конечно же, не в том, что Башлачев лучший поэт, чем Янка, а в том, что такого явления восьмидесятых-девяностых годов, как сибирский панк, для Чхартишвили не было. Очевидно, что для него не было не только Егора Летова, но также Станислава Грофа, Карлоса Кастанеды, Александра Дугина - короче, всех девяностых годов скопом.

Именно поэтому обращение Акунина к Серебряному веку обернулось поражением: ведь именно в Серебряный век всматривался как в зеркало нынешний fin de siecle. Акунин не захотел - да, собственно, и не мог - услышать, как красный смех гуляет по стране, и увидеть, что у малиновой девочки взгляд откровенней, чем сталь клинка, - и потому его "любовники" и "любовницы" оказались еще одной стилизацией. На этот раз - довольно беспомощной. Потому что какая же Смерть позволит, чтобы ее поили клюквенным соком, когда совсем рядом пульсирует настоящая кровь?

Все книги Бориса Акунина (справка Граней.Ру)