статья Отпуска нет на войне

Антон Костылев, 17.02.2001

В издательстве "Симпозиум" вышел второй том сочинений Роберта Ирвина - "Алжирские тайны".

Если увидев Париж, следует легко и приятно умереть, то попав на арабский Восток, несомненно, следует сойти с ума. Обманчивая доступность пляжей Дубаи - опасная ловушка для наивных европейцев. Девушка, подающая арабу чашку в рекламе "Нескафе", заблуждается, полагая, что этот аромат сближает. Восток нельзя приручить. Сладким рахат-лукумом, пряным гашишным дымком вползает он в тело и душу доверчивого европейца, чтобы переварить его заживо, оставив пустую, лишенную жизни оболочку.

Сгинувших в тесных лабиринтах дувалов и мечетей не счесть. Принявший мусульманство герой "Конца главы" Голсуорси не находит места под тенью Большого Бена, и возвращается под смертельное солнце Азии, чтобы умереть. "Посторонний" Камю принимается беспричинно палить в арабов. Блуждая в "Наблюдении за наблюдающим за наблюдателями", странствуя "Под покровом небес", герои теряют рассудок, теряются, умирают. Потому что это невыносимо. Соблазн Востока превращается в испытание Востоком.

"Пыль-пыль-пыль-пыль - от шагающих сапог! Отпуска нет на войне!"

Роберт Ирвин, выпускник Оксфорда, специалист по средневековому арабскому востоку - пятая колонна "1001 ночи". Его книги можно воспринимать как своеобразный боевой тренажер для обучения военных летчиков. Нашел без закладки нужное место в "Арабском кошмаре" - получаешь балл. Вспомнил, о чем там речь, - другой. Потому что арабский кошмар - это проклятье, при котором проклятый видит сон, в котором переживает невероятные страдания, но, проснувшись, не может вспомнить ничего. Не почувствовал хоть на мгновение, что окружающий мир - это сон, который снится тебе, которого видит во сне кто-то совсем посторонний, незнакомый и неприятный, который и вовсе не человек, а ифрит, про которого рассказывает историю маленькая обезьяна своему хозяину, - получаешь еще один бал. Набрал столько-то баллов - можешь съездить в Марракеш. Но осторожно.

Или можешь перейти на следующий уровень и прочитать свежий - то есть недавно переведенный - роман Ирвина "Алжирские тайны".

Разумеется, никаких алжирских тайн там нет. Название, отсылая к Парижу Эжена Сю и традиции авантюрного романа, бессовестно врет. Не будет там ни романтических авантюристов, ни таинственных красавиц, ни похищенных алмазов. А будет там мерцание смыслов в жарком мареве шизоидного слога, арабский кошмар текучести и неопределенности, помноженный на кошмар марксистской риторики. Средневековый Каир сменился колониальным Алжиром эпохи де Голля, английский шпион - французским предателем, а Восток остался прежним - Зазеркальем, где ничто не является тем, чем кажется.

Филипп Руссель - капитан Иностранного легиона, контрразведчик. Он же коммунист, работающий на арабских боевиков. Человек, которого он пытает электротоком, - его товарищ по борьбе. Этот дружелюбный араб попытается его убить. Этот, едва не убивший, - спасет. Идя по раскаленной пустыне, он воображает себя Призраком Коммунизма, красным ангелом-истребителем. Что ж, здесь сон равен яви - и за ним громоздятся горы трупов. Это не будит ни страха, ни сожаления - под этим солнцем явь равна сну. Парадоксальным образом собственное безумие Русселя, его политические штампы хранят его от обессиливающего арабского кошмара.

Примечательно, что второй роман, помещенный в книге, тоже о безумии. Английская домохозяйка достигает "Пределов зримого" и собственного рассудка, общаясь с плесневым грибком Мукором - царем распада, с Тейяром де Шарденом, и сочиняя продолжение "Братьев Карамазовых". Как отличается эта милая аутичная шизофрения, такая привычная и домашняя, от сумаcшествия Востока, вовлекающего в себя не только весь мир, но и его сны, читающего его как книгу, Коран, Тору, где каждая буква значит неведомое, каждый человек - это буква, а чьи-то грезы тасуют нас в поисках Слова.

Орхан Памук писал о том, что в столкновении Востока с Западом в каждый исторический момент выигрывала та сторона, которая видела мир полным тайн и двусмысленных загадок. Те же, кто видел его простым и однозначным, оказывались обреченными на поражение и рабство. Или, другими словами:

- Не пытайся понять Бармаглота.

- Почему?

- С ума сойдешь!

Возможно, скоро нас ждут издания последних, пока еще не переведенных книг Ирвина. Но посвященный английским художникам-сюрреалистам "Мертвец, не лишенный изящества" и "Меня зовут Сатана", смешавший лето любви 1968 года и тайны оккультизма, - не о востоке. Отпуск все же должен быть.

Профессиональный сновидец Юнг вежливо упрекнул Запад в по сути ленивом, трусливом и инфантильном поиске прибежища под сенью чужих богов. Конечно же, восточных. Свои боги состарились и не веселят. Инжир в чужом саду всегда слаще. А практичные ученые доказали, что лучше всего усваиваются фрукты, привычные организму с детства. Очень бы хотелось в конце концов прочитать книгу хорошего арабского писателя с названием вроде "Лондонский ужас" или "Московская жуть".

Антон Костылев, 17.02.2001