Решил пройтись по местам, знакомым с юности. Ведь именно здесь, в Милютинском переулке, называвшемся при советской власти улицей Мархлевского, жил тогда мой старый старший друг Константин Константинович 3., вернувшийся по случаю хрущевской "оттепели" из лагерей.

Товарищ Юлиан Мархлевский (1866-1925) - урожденный поляк, ставший одним из организаторов немецкого революционного союза "Спартак". Помогал Ленину выпускать ту самую "Искру", из которой на весь мир разгорелось пламя, после революции тут же явился в Советскую Россию - куда ж еще профессиональному революционеру было податься? Работал в Коминтерне (Коммунистический интернационал), служил в Наркоминделе (тогдашний МИД), был членом ЦК МОПРа (Международная организация помощи борцам революции) и ректором загадочного Коммунистического университета национальных меньшинств Запада. После чего помер, но похоронен был почему-то в Берлине, рядом с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом.

Константин Константинович З., подростком вывезенный в эмиграцию, до Второй мировой войны был архитектором одного из районов Белграда, потом вернулся на горячо любимую Родину, где тут же получил 25 лет за измену ей. Потом Родина его простила, реабилитировала и даже поселила в коммуналке на Мархлевского, в непосредственной близости от Лубянки, самого высокого здания в Москве, с крыши которого, по утверждениям остряков, было "Колыму видать". Константин Константинович стал пенсионером, занимался любительской фотографией, читал "самиздат" и крутил на пленочном магнитофоне запрещенные песни Галича. Жена его, красавица-сербиянка Милада Юрьевна, приехала к нему через несколько стран в сибирскую ссылку, не говоря ни слова по-русски. Ко времени нашего знакомства стала благообразной старушкой, не утратившей родного акцента. Мы выпивали и говорили. Мне было интересно с ними. Они давно умерли.

А я вот вышел из метро, которое раньше называлось "Дзержинская", и по Большой Лубянке (бывш. ул. тоже Дзержинского) дошел до Сретенского бульвара, где с огорчением обнаружил, что шашлычной "Ласточка" более не существует, на ее месте очередной суши-бар, а в бывшей "Чебуречной" (Милютинский пер., 19/4) размещается пищевая точка "На скорую руку" с примечательным объявлением, отпечатанным на принтере:

Сожалеем, но мы вынуждены поднять цены на блюда. Из-за резкого повышения цен на бензин поднялись цены и на основные продукты питания.
Мясо - 36,8%, рыба - 71,7%.
Благодарим вас за понимание наших проблем.

Немного развеселило меня на бульваре только зрелище памятника верной жене Ленина Крупской, которая вся оказалась, как в саду, в цветущей рекламе "Кока-Колы".

Ах, Милютинский, здесь все памятно сердцу!

Здесь в огромном доме #22, выстроенном страховым обществом "Россия", творили на чердаке нынешние мэтры концептуализма Илья Кабаков и Эрик Булатов, которые теперь вместе со своими работами находятся на Западе, где носят титул "самых известных современных русских художников". Здесь вообще исторических мест полным - полно. На углу Боброва и Милютинского переулков жил (1934-1946) художник Евгений Лансере, в доме #8, чудной усадьбе начала-середины позапрошлого века, - архитектор Афанасий Григорьев. На доме #5 тоже висит мемориальная доска, которая гласит, что здесь в октябре, в 17-м году века прошлого проходили ожесточенные бои за московскую телефонную станцию, результат которых всем нам хорошо известен.

Ибо в комплексе римско-католического храма Петра и Павла (д. #18), построенного в 1839-1849 гг. архитектором Жилярди, до сих пор помещаются "Союзлифтмонтаж", "Москомспорт" и "Государственный ордена Трудового Красного Знамени проектно-конструкторский и экспериментальный институт угольного машиностроения УГЛЕМАШ", а на месте впадения Милютинского переулка в Мясницкую (бывш. Кировская) улицу я купил с лотка книгу "Деятельность ВЧК-ОГПУ по формированию лояльности граждан политическому режиму (1921-1924)".

Жаль лишь, что дом, где была коммунальная квартира моего старого старшего друга Константина Константиновича З., снесли и перестроили в результате "перестройки" и дальнейшего движения нашей страны в сторону как всегда неведомого, но светлого будущего. "Верьте в будущее, Женя", - учил меня тонкий эстет и знаток импрессионистов Константин Константинович З., который строил в Заполярье "мертвую дорогу" и вынужден был для поддержания собственной жизни съесть лагерную собаку, которую подарили ему блатные за то, что он был в этом лагере нормировщиком. Шелковой фабрики, принадлежавшей в XVIII веке бывшему истопнику Петра I Милютину, чье имя снова носит переулок, теперь тоже нет. Зато на доме #12 есть маленькая табличка СЕПР (Социалистическая Единая Партия России), из чего (теоретически) тоже вполне может разгореться пламя, если кому опять холодно.