Зуля Камалова: Захотелось по-русски!
Уникальным событием музыкальной жизни обещает стать 1 октября единственный в нынешнем году московский концерт Зули Камаловой. Проездом из Австралии на гастроли в Европу Зуля представит свой первый русскоязычный альбом. Это интервью певица дала специально для Граней.Ру незадолго до начала гастрольного тура.
О.П.: Ваш новый альбом – русский, он даже начинается с трогательного объявления, записанного не дома в Австралии, а в московском метро: "Следующая станция – "Чистые пруды"...
З.К.: Мы записали много объявлений. Но "Чистые пруды" звучит очень красиво, и это такое хорошее место в Москве. И на записи так эффектно закрываются двери...
О.П.: Но предыдущие – не русские - пластинки и в России были благожелательно встречены, в том числе именно из-за экзотического колорита.
З.К.: Захотелось по-русски! Я часто сюда приезжаю. И мне показалось важным выразить все что чувствую. Можно сказать, что это биографическое. Там такие откровенные стихи, у меня в жизни была непонятная ситуация - "то я там, то тут, порой я не совсем понимаю, к какому месту я принадлежу". И альбом стал выражением моей тогдашней грусти.
О.П.: И наверное, хочется большего успеха в России?
З.К.: Конечно, приятно, если пластинка понравится. Но о коммерческом успехе я не думаю, иначе я бы продолжала искать в прежнем направлении. Действительно, те альбомы были хорошо встречены, и я даже была приятно удивлена. Но теперь меня как артиста повело в эту сторону.
О.П.: И с новыми музыкантами...
З.К.: Группе Children of the Underground уже целых два года. Меня перестала устраивать ситуация, когда часто приходилось работать с разными людьми. Хотелось, чтобы был слаженный звук, выйти на другой музыкальный уровень, что ли. Ну и в группе просто веселей. Все музыканты – австралийцы, которых я нашла через знакомых и друзей. Сначала я хотела найти аккордеониста - чтобы была возможность играть музыку и с русским уклоном, и с татарским уклоном. Среди первых же телефонных номеров, что мне дали, счастливым оказался телефон Энтони Шульца. Кроме того, хотелось сильной ритм-секции: так появились ударник и контрабасист - Джастин Маршалл и Эндрю Таннер. Первый барабанщик, правда, ушел: ему оказались не по душе дальние поездки. Хотя, наверное, это была такая "отмазка". Ну и гитарист с электрогитарой Лукас Михайлидис, для создания... как это по-русски? Музыкальных слоев! Им было трудно отказаться, у меня были хорошие фестивальные предложения! (Улыбается.)
О.П.: Все музыканты оказались с джазовым уклоном...
З.К.: Да, у всех парней хорошая профессиональная, в том числе джазовая подготовка. Мельбурн, где я живу, - очень музыкальный город, там очень сильна джазовая школа, через которую они все прошли, даже аккордеонист, у которого вообще этот инструмент – первый, он на нем играет с шести лет. И он играет джаз на аккордеоне! В итоге, я считаю, состав сложился очень удачный, мы поиграли в клубах, сыгрались, записали альбом, поездили... И вот сейчас ребята мне уже пишут, что соскучились и ждут концертов.
О.П.: Вам, видимо, предстоят сравнения с другими русскими певицами, группами. Вас наверняка уже спрашивали о вашем отношении к Инне Желанной?
З.К.: Нет, не спрашивали. Я ее очень уважаю и немного с ней знакома. Впервые услышала, когда много лет назад купила кассету "Водоросль", удивилась и поразилась, хотя в сравнении с другими альбомами "Водоросль" немножко такая overproduced, что называется. Впрочем, последних ее вещей я не слышала. Кроме того, я ведь и с Клевенским работала одно время, и Старостина тоже знаю... Кстати, благодаря ее тогдашнему продюсеру Чепарухину я и сюда приехала, мы встретились на фестивале, и он меня пригласил, сделал первый концерт.
О.П.: И кто сейчас вас выпускает в России?
З.К.: Никто.
О.П.: Зато в Европе – снова успех, альбом вышел в Германии, Австрии, Швейцарии и все лето не уходил из чартов мировой музыки, а после Москвы вам предстоят напряженные гастроли по этим странам. Я прочитал в одной из иностранных рецензий о каких-то необычных, изумительных аранжировках. Но мне так не показалось, - по-моему он наоборот привлекает очень простой красотой...
З.К.: Может быть, альбом кажется простым, но в этом вся загадка. Мне часто хочется, чтобы звук был простой, но если начинаешь копаться немножко, он не так и прост. Он очень ритмически варьирован, и рецензент наверное это заметил. Вы музыкант, да?
О.П.: Нет, упаси боже! Но, может, я что-то пойму из вашего объяснения?
З.К.: У нас есть там простые песни – вальсы. Очень простой счет: раз-два-три, раз-два-три. Посредством вальса создается особая атмосфера (хотя в альбоме они не всегда звучат как вальсы) Этим я хотела какую-то русскость этому придать. Но есть и сложные римические конструкции - 9/8, 14/8, - которые редко встречаются в популярной музыке.
О.П.: Хотя при этом это вполне космополитичная городская музыка, даже рок-музыка. Я бы смело сравнил ее с "Треугольником".
З.К.: "Аквариума"? Не помню, что там было...
О.П.: Раз уж мы говорим об аналогиях и влияниях - очень интересно, как складывался ваш музыкальный кругозор в детстве и юности. Хотелось бы узнать про советскую вашу юность...
З.К.: Ах, про советскую юность!
О.П.: Что касается влияния народной музыки – это и понятно, и слышно. А в какой музыкальной среде вы росли?
З.К.: Папа приносил домой иногда странные вещи... для нас. Цыганский романс, например... Хотя было и очень много пластинок "Кругозор". Больше всего нас интересовала последняя страница, потому что там же были западные артисты! Был Поль Маккартни даже! Так и было написано - "Поль". Сестра, которая на пять лет старше, училась в Перми, она привозила разную музыку. Когда мне было лет 11-12, она привезла "Машину времени", и это было открытием. Или, например, мы записывали с телевизора каждую программу "Утренняя почта" – я уже плохо помню, кто там был, - наверное, Яак Йола, Сенчина, Пугачева, наверное, Леонтьев. Потом у нас в Удмуртии была передача "На эстрадной радиоволне", мы её слушали прямо-таки "religiously". Там даже "Машину времени" передавали, "Круиз" очень нравился. Но весь мой нынешний эклектичный вкус сложился уже в Австралии, когда я познакомилась с людьми, которые слушают разную музыку, в том числе этническую. Кроме того, когда я подросла, мне стала ближе более серьезная музыка. Благодаря дружбе с Эндрю, у которого большая коллекция, я слушаю Стравинского и Шостаковича, например.
О.П.: А Рахманинов?
З.К.: Рахманинов больше из детства, когда я его разучивала на фортепиано. Сейчас – не слушаю.
О.П.: А есть ли в мире такой музыкант, к которому бы вы примчались в любое место планеты, если бы он позвал? Для сотрудничества, например.
З.К.: Таких много... Бобби Макферрин! Вот к кому бы я рванула. Я была на одном его концерте – в Москве, в зале Чайковского, куда попала с трудом.
О.П.: Еще интересно: как в список ваших любимых музыкантов попала Элла Фитцджеральд?
З.К.: Была пластинка Эллы Фитцджеральд как раз, целый альбом. Я джаз много слушала - и пела. Сара Воэн мне нравится, голос у нее очень хороший, поставленный. Билли Холлидей мне не нравится. Я всегда спрашиваю своих знакомых: что же в ней такого? Мне всегда говорят о ее фразировке. Я не знаю, как это называется по-русски.
О.П.: Фразировка - это старинное русское слово...
З.К.: Да? Наверное. Если это относится к джазу.
О.П.: Когда вы поняли, что посвятите жизнь музыке, станете профессиональной певицей?
З.К.: Я начала заниматься фортепиано в десять лет, это довольно поздно. И когда лет в двенадцать я поняла, что уже ничего не могу делать без музыки, я круглосуточно слушала магнитофон, но при этом считала, что как музыкант я не дотягиваю до профессионального уровня и никогда не дотяну. Но судьба распорядилась интересней. Судьба привела меня в мир иностранных языков, благодаря чему я оказалась за границей. И уже из Австралии вернулась с музыкой. И этот путь, наверное, оказался лучше, потому что вряд ли бы я пришла к такой музыке, которой занимаюсь сейчас, если бы осталась в России.
О.П.: А попав в Австралию, как вы оказались на сцене?
З.К.: Это произошло постепенно. Стала выступать в небольших клубах, попала на какой-то фестиваль, но продолжала совмещать эту деятельность с работой переводчиком. В какой-то момент поняла, что совмещать уже не могу.
О.П.: А когда выступили первый раз перед публикой?
З.К.: Еще в школе, в девятилетнем возрасте.
О.П.: А в первый раз за деньги?
З.К.: Это было на улице.... Когда я только приехала, у меня не было денег, не было работы, и я подумала: дай-ка я попробую. И стояла там на базаре, пела для австралийцев разные песни.... авторские, КСП. Вам знаком такой жанр? В самый удачный день заработала 70 долларов (австралийских). Но я недолго продержалась, выходила раз шесть. А первый концерт с афишами и билетами произошел уже в Тасмании, где я прожила долгое время.
О.П.: Теперь вы всю жизнь будете музыкантом, певицей?
З.К.: Не обязательно. Мы вчера вот хотели нефтяниками быть. Шоу-бизнес такой ненадежный. Не всегда легко работать в нашем, не совсем коммерческом направлении, иногда устаешь от проталкивания в гору камня – хочется чего-нибудь более стабильного и спокойного. Кто мне пенсию будет платить? (Смеется.)
О.П.: А при каких условиях вы бы навсегда вернулись в Россию?
З.К.: Я об этом, кстати, думала. Но это вопрос непростой. Я почти полжизни прожила в Австралии, эта страна сделала меня тем, кто я есть, и стала для меня почти родной. Но чего-то не хватает. А когда сюда приезжаю – возникают другие моменты, от которых я отвыкла, с которыми мне совершенно не хочется иметь дела. Наша действительность не такая простая. И вопрос: где жить? Культурная жизнь происходит в Москве и Питере. Но чтобы жить в столице, нужно иметь некий уровень обеспеченности и иметь дело со всеми не очень приятными аспектами. Может быть, жить поблизости (в Европе?), чтобы почаще ездить? Конечно, я не ответила на ваш вопрос, потому что я сама не знаю ответа.