статья Брожу ли я вдоль улиц шумных...

Асар Эппель, 18.10.2005
Асар Эппель. Фото с сайта vavilon.ru

Асар Эппель. Фото с сайта vavilon.ru

Если следовать достопамятной строке и бродить "вдоль", то есть по тротуару, автомобиль, едущий по тротуару сзади, когда ему медлить надоест, газанет и ты отскочишь. Причем нехорошо выразишься. Но иногда даже выразиться не успеешь.

Если же, пересекая улицу, бродить "поперек", тачки, с ходу в нее сворачивающие и обязанные, притормозив, тебя пропустить, этого не делают. Сколько раз они тебя не пропустят, столько раз ты выразишься. И правильно сделаешь (дальше по тексту).

Налицо - видимость. Видимость соблюдения законов тротуара и перехода улицы. Ты же при этом и при наличии толстомясых с полосатыми палками сотрудников, во множестве желтеющих на проезжих частях, вполне реальный покойник. В лучшем случае - инвалид.

Для пляшущих около лампочки ночных бабочек ее свет - видимость. Они думают, что летят к солнцу. Мы с вами действуем аналогично, устремляясь черт-те к чему, и хорошо если не обожжемся.

Вот, скажем, трюк, на который слетается все человечество. Игра на нашей дурости. Ценник типа 1,99, побуждает нас радоваться, что покупаем за рупь, а не за два. Или за девяносто девять, а не за сто. Психологическое насилие. Мираж цены. Ценник-циник.

Уместно придуманный коммерсантовский "Ъ" ловко освежил привычную нам кириллицу. Увы, разные подражатели, слетевшись на прочие упраздненные когда-то красивые буквы, мгновенно идею расклевали. Оборотистые изготовители видимостей являют нам написания прискорбные. Возьмем газету "Iностранец" и кафе возле метро "Смоленская", нареченное "Бiблiотека". В церковно-приходском училище за такую орфографию поставили бы кол, потому что писалось "иностранец", "библiотека". Десятеричное "i", кроме пары исключений, ставится только перед гласной и полугласной "й".

И значит, обклеившие всю Москву афиши фильма "Статский совЂтникъ" - гордыня и тщета. Надо "СТАТСКIЙ"! Русскость и старинность поруганы. Хотя несуществующий в компьютерах "ять" вставлен правильно...

И вот бреду я мимо большого количества вредительских этих афиш вдоль шумных улиц к другу. Возле его дома меня окликают трое малых детишек:
- Дядя! У помойки тетя мертвая!
- Вы что, дети, такое говорите? Где?
- Вон!

Действительно, на замусоренной траве лежит женщина. В домашних тапочках. Вроде бы не пьяная. Ведра не видно - значит, мусор не выносила. Дети пытливо сопят: "Дядя, зачем она тут померла?" Нет, дети! На шее шевелится жилка... Телефона-автомата поблизости нет. Мобильник дома. На улице в полдень ни одного прохожего. У моего приятеля, живущего на десятом этаже, телефон сломан. Что делать? Вдобавок дети - прирожденные эти патологоанатомы - со знанием дела комментируют ситуацию.

И вдруг скрипнула боковая дверь замоскворецкой церкви, которая тут же - за маленьким заборчиком, и с веником вышла богомолица - темный платочек, долгая юбка и обвислая кофта - малость на церковном дворе прибраться. "Тут с женщиной беда! Надо бы позвонить!" "А причем здесь церковь?" - говорит богомолица, шваркая веником и не обернувшись.

Переулок онемел, я обомлел, а Господь в небесах, тот и вовсе сокрушился. Даже ангелы, в этот час бесчисленно снующие по поднебесью, остановили полет и зависли: неужто всё, что они зрят, - благолепный храм, недоразвитые дети, беспомощный я - видимость?

Повисели ангелы, повисели, ужаснулись и улетели себе в месте злачне, в месте покойне, иде несть ни плача, ни стенания...

И остались московские наши деревья. Правда, из-за протянутых к ним проволок, из-за объявлений на коре, из-за обломанных автокранами веток и убитой земли у комлей иной гость столицы может решить, что они тоже видимость. Но мы-то, москвичи, знаем, что, когда надо, листва зеленеет, когда ей время облетать, желтеет и облетает, а в июле, запросто побеждая любые выхлопы - хоть легкие синеватые, хоть жирные черные, - цветут и пахнут липы.

Сажали их по сторонам Садового кольца и вдоль улицы Горького при Сталине. Изо всех тогдашних посадок это была единственная праведная. Липы стали развесистыми и в июле самозабвенно цвели. Теперь же - увы! Главная персона города добыла однажды за морем жидкий уничтожитель гололедицы и оросила им тротуары. На следующий год распустились липы не все, а еще через пару лет стало как сейчас и нам разъяснили: "Вдоль загазованных улиц деревья чахнут". Неправда. За тротуарами в палисадниках, где не поливали, всё живет и зеленеет. Налицо видимость.

А на гололедицу лучше соли ничего нету.

На углу попрошайничает бабка. Пожилая рука протянута тебе в душу. И все же на бабкиной физиономии читается наличие сберкнижки. Или двух. Подходишь, подавляя в себе назревающего Раскольникова. Что счесть видимостью - сберкнижку или бабкину недолю? Ладно. Держи, бабка, рупь, но в сберкассу не носи. Купи лучше плюшку.

И еще. Когда побираешься, бабка, видимость должна быть минимальна. А вот для аэродромов или транспорта - тут ей нужно быть по максимуму: прилетать и улетать надо впору, а разглядеть на дороге толстозадого регулировщика с полосатой палкой лучше вовремя.

Асар Эппель, 18.10.2005