Как в детстве
Роман Бориса Акунина "Алмазная колесница" вышел с опережением графика. Нам было обещано, что он поступит в продажу 7 декабря (аллюзия на Перл-Харбор, а вовсе не на выборы, поясняет Г. Чхартишвили); между тем уже в четверг отдельные счастливчики смогли купить упакованный в один супер двухтомник на книжных лотках в переходах метро и на вокзалах.
Итак, два тома: первый (небольшой) про 1905 год, второй – пятисотстраничный – про 1878-й. Думается, главной причиной выбора такой структуры стало то, что хронологические рамки все больше тяготят Акунина/Чхартишвили. Чем ближе к 1917 году, тем чернее и огромней тень Люциферова крыла – и тут уже не до шуточек и не до обещаемого Захаровым на суперобложке "изящества". (Внимательный читатель первого тома заметит, что на самом деле нам рассказали историю без хеппи-энда: Фандорин прошляпил-таки баржу и не смог поставить заслон на пути хаоса). Трудно придумать про 1905 год историю, от которой не становилось бы грустно: мы знаем, чем все кончилось. Можно поиграть с известным рассказом Куприна, можно выстроить параллели ко второму тому – но все равно "Ловец стрекоз" (так называется первый том) довольно грустная книга.
Потому второй, ретроспективный том больше, детальней и подробней первого.
Как, вероятно, помнят наши читатели, Акунин задумал тринадцать книг об Эрасте Фандорине (плюс сборник рассказов), причем каждая должна была быть написана в своем жанре. Последние фандоринские романы – сдвоенный "Любовник смерти"/"Любовница смерти" - были написаны несколько лет назад, и последние три года Акунин развлекал читателя то рассказом о приключениях далекого потомка Эраста Петровича, то завершением похождений рыжей монашки Пелагии. "Алмазная колесница" - давно обещанный одиннадцатый фандоринский том, жанр которого можно определить как "этнологический детектив". Иными словами, речь пойдет о России и Японии. Учитывая, что Г. Чхартишвили долгие годы был именно что японистом, неудивительно, что он работал над книгой так долго: ему было что сказать.
Между тем читатель, ожидающий, что из "Алмазной колесницы" он узнает о японской культуре что-то новое, будет разочарован: нам расскажут про кланы якудза, японское искусство любви, революцию Мэйдзи, обычай снимать обувь, входя в помещение и обычай рубить себе пальцы, провинившись. Даже про ниндзя расскажут в деталях, с цитатами из буддистских источников. Конечно, что-то новое из 540 страниц "Алмазной колесницы" мы узнаем – например, о том, что после ликвидации института самураев из них стали набирать полицию, – но большинство сведений о Японии не выходят за рамки того, что знает средний образованный читатель. Даже о том, что "акунин" значит "негодяй", мы уже давно знаем.
Разумеется, дело не в том, что Акунину больше нечего рассказать. Мне кажется, это вполне сознательный ход: из всего, что Чхартишвили знает о Японии, он выбрал то, что вызовет у читателя ощущение, что он и так все знает, – ощущение, которое дорогого стоит. Читатель чувствует себя чуть умнее героев, чуть образованней и догадливей.
То же самое касается и детективной линии: "Алмазная колесница" построена так, что читателю и не надо угадывать, кто преступник, – это абсолютно несущественно. Главный заговорщик определится задолго до финала, и даже неожиданность последней страницы второго тома легко предугадывается внимательным читателем первого. К тому же, как и в ранних книгах, Акунин охотно заимствует сюжетные повороты и приемы у классического романа-фельетона. Первое, что приходит на ум: трюк с запиской, взятый из "Отверженных" Гюго.
И наконец, третья особенность: акунинские книги всегда излагали какую-то идею про российскую историю и/или современность. На этот раз идей мало, они очевидны и, похоже, изложены Акуниным в более ранних книгах более подробно. В этом смысле получается то же самое, что с этнологичностью: читатель удовлетворенно чувствует, что он все это знает.
Эти три черты нового фандоринского романа вовсе не идут ему во вред. Не очень умный, предсказуемый и не кичащийся эрудицией, он оказывается неожиданно уютным и домашним. Ощущение, которое вызывало "Азазель" и "Левиафан" снова вернулось: в отличие от того, что было в "Любовниках смерти" или "Коронации", нам не рассказывают про судьбы России, нас просто развлекают. Вне сомнения, оно и честнее, и приятнее – желающих рассказывать про судьбы России полно и без Акунина. Обошлось, опять-таки, и без ложной многозначительности и мессианского пафоса "Пелагии и красного петуха".
Когда-то Борис Акунин мечтал создать в России мейнстримную качественную прозу. В попытке моделировать ее и задавать ей тон он перемещается от жанра к жанру, варьируя, в частности, степень интелектуализации своих романов. "Алмазная колесница" находится на том краю мейнстрима, который ближе всего к "простой" массовой литературе. Это в меру качественное развлекательное чтение, не отягощенное рефлексией и сложными играми. На троянском коне интеллектуальной прозы Акунин въехал в нашу Трою, чтобы, когда мы уснем, вынуть из конского чрева старый добрый роман-фельетон, с благородными героями и не менее благородными негодяями-акунинами. Вспоминаешь Эжена Сю, Дюма и Майн Рида. И читаешь на одном дыхании, как в детстве. P.S. Что касается русско-японской войны 1905 года, то самым впечатляющим для меня стал обнаруженные в фандоринском "музейчике" русские и японские афиши тех времен: русский матрос отрезает японцу нос и героические северные варвары гибнут в бою.
Статьи по теме
Как в детстве
"Алмазная колесница" находится на том краю мейнстрима, который ближе всего к "простой" массовой литературе. На троянском коне интеллектуальной прозы Акунин въехал в нашу Трою, чтобы, когда мы уснем, вынуть из конского чрева старый добрый роман-фельетон, с благородными героями и не менее благородными негодяями-акунинами. Вспоминаешь Эжена Сю, Дюма и Майн Рида. И читаешь на одном дыхании, как в детстве".
Читайте рецензию Сергея Кузнецова на новый роман Б.Акунина.