Также: Кино, Культура | Персоны: Юрий Богомолов

статья Наш сын и брат

Юрий Богомолов, 12.07.2004
Фото с сайта www.iffkv.cz

Фото с сайта www.iffkv.cz

Новый фильм Валерия Тодоровского "Мой сводный брат Франкенштейн" вызвал в профессиональной среде ожесточенные споры, отразившиеся на его фестивальной судьбе. В Сочи на "Кинотавре" он завоевал награду за режиссуру, но "Золотую розу" не получил. Жюри, как и все кинематографическое сообщество, резко разделилось в оценке картины. Потом дискуссия продолжилась в Москве, где "Франкенштейна" показали во внеконкурсной программе ММКФ. На закончившемся только что фестивале в Карловых Варах лента представляла Россию в конкурсе, но опять же не снискала главных лавров – только жюри ассоциации критиков ФИПРЕССИ отметило ее своей наградой.

Между тем "Франкенштейн" представляется едва ли не самым актуальным для России фильмом - по крайней мере в этом году. Что же касается отрицательных мнений, то они связаны не с ее художественными свойствами, хотя многие коллеги г-на Тодоровского объясняют свое критическое отношение к ней именно эстетическим несовершенством. Настоящая причина неприятия коренится в драматической коллизии (сценарист Геннадий Островский), которая положена в основу картины. Претензии же художественного толка - это по большей части маскировка тех чувств, которые испытывает каждый из нас, столкнувшись с ситуацией, описанной в фильме.

А ситуация эксцентричная. Одноглазый молодой человек с психическим сдвигом, скорее всего герой чеченской войны, навязывается во внебрачные сыновья к отцу добропорядочного буржуазного семейства. По праву или это игра больного воображения самого Франкенштейна – никто не может взять в толк. Но по сути это уже и неважно. Важна реакция супружеской пары (Леонид Ярмольник и Елена Яковлева) и их детишек.

Для последних сводный (правильнее, конечно, единокровный) брат – забавное приключение в их небогатой событиями жизни. А для папы и для мамы это поначалу нелегкое моральное испытание: все-таки взрослый чужой человек, к тому же какой-то странный (мечтает об искусственном бриллиантовом глазе), поселяется у тебя дома. Но, разумеется, нужно человеку как-то помочь, не оставлять же его на улице. Первой гуманные чувства обнаруживает жена. Несколько позже – муж. Для них Франкенштейн еще нечто чужеродное, а для него они самое дорогое, что осталось на этом свете, если не считать еще пары боевых товарищей.

Отношения родственников складывались бы вполне идиллически и абсолютно комически, если бы не еще один пунктик Франкенштейна – ему везде мерещатся "духи", преследующие его и вновь обретенную семью.

Нормальные люди пытаются с ненормальным поладить и сродниться, потом - от него избавиться. Ни то ни другое не удается.

Кончается все это трагически. В очередной раз спасаясь от "духов", сводный брат баррикадируется вместе со всей перепуганной насмерть семьей на даче, которую окружили омоновцы. Детей и мать вызволяют через чердачное окно. Отец пытается уговорить парня сдаться, тот – ни в какую и ни за что. Отец потихонечку отползает. Раздается глухой выстрел. На последнем общем плане мы видим садовый участок, набитый милицейскими машинами, группу омоновцев, о чем-то мирно беседующих, мимо проносят носилки с телом обезвреженного "террориста".

Ключевой сценой, пожалуй, можно считать вечеринку, на которой расслабляются друзья семьи. Они дружески хлопают Франкенштейна по плечу и подмигивают хозяевам – хороший, мол, прикол, забавная фишка. Но веселье продолжается лишь до тех пор, пока герой не рассказывает, как они там (в Афганистане или в Чечне) отутюжили одно село. После этого гости разбегаются со взаимными проклятиями и оскорблениями. В спорах критиков о фильме до оскорблений и проклятий дело не доходило, но стена отчуждения между теми, кто принял картину, и теми, кто ее отверг, была высокая и неприступная.

Что прикажете делать с нашим общим сводным братом? —рассуждал один из зрителей. Вылечить его нельзя, мирной жизни для него нет - он и вдали от горячей точки чувствует себя на линии огня. Только убить.

Вот с этой логикой как раз не мог согласиться герой Леонида Ярмольника. Но согласиться пришлось. Когда согласился, стало понятно, что он ко всему прочему еще и предал уже близкого ему человека – сводного брата своего сына. Финита ля комедия - а трагедия продолжается.

Шкафы российской истории набиты скелетами. Один из последних – скелет одноглазого сентиментального юноши, прозванного Франкенштейном. С ним нам теперь жить: если не под одной крышей, то в душе.

Потому и кажется, что новый фильм Валерия Тодоровского – это больше чем хорошо сделанный фильм. Это еще и верно поставленный диагноз.

***

Сценарист Геннадий Островский рассказал, что у него был несколько другой финал. История заканчивалась не общим планом, а крупным: когда отец шел мимо омоновцев, один из них снимал маску и зрители видели простодушное лицо субтильного юноши. Выходило: что тот Франкенштейн, что этот.

А на кинорынке в Каннах дистрибьюторы сетовали на отсутствие хеппи-энда - мол, надо было, чтобы отец встал плечом к плечу со своим внебрачным сыном и чтобы они спаслись. Это уже голливудское лекало.

Юрий Богомолов, 12.07.2004