Наш сын и брат
Новый фильм Валерия Тодоровского "Мой сводный брат Франкенштейн" вызвал в профессиональной среде ожесточенные споры, отразившиеся на его фестивальной судьбе. В Сочи на "Кинотавре" он завоевал награду за режиссуру, но "Золотую розу" не получил. Жюри, как и все кинематографическое сообщество, резко разделилось в оценке картины. Потом дискуссия продолжилась в Москве, где "Франкенштейна" показали во внеконкурсной программе ММКФ. На закончившемся только что фестивале в Карловых Варах лента представляла Россию в конкурсе, но опять же не снискала главных лавров – только жюри ассоциации критиков ФИПРЕССИ отметило ее своей наградой.
Между тем "Франкенштейн" представляется едва ли не самым актуальным для России фильмом - по крайней мере в этом году. Что же касается отрицательных мнений, то они связаны не с ее художественными свойствами, хотя многие коллеги г-на Тодоровского объясняют свое критическое отношение к ней именно эстетическим несовершенством. Настоящая причина неприятия коренится в драматической коллизии (сценарист Геннадий Островский), которая положена в основу картины. Претензии же художественного толка - это по большей части маскировка тех чувств, которые испытывает каждый из нас, столкнувшись с ситуацией, описанной в фильме.
А ситуация эксцентричная. Одноглазый молодой человек с психическим сдвигом, скорее всего герой чеченской войны, навязывается во внебрачные сыновья к отцу добропорядочного буржуазного семейства. По праву или это игра больного воображения самого Франкенштейна – никто не может взять в толк. Но по сути это уже и неважно. Важна реакция супружеской пары (Леонид Ярмольник и Елена Яковлева) и их детишек.
Для последних сводный (правильнее, конечно, единокровный) брат – забавное приключение в их небогатой событиями жизни. А для папы и для мамы это поначалу нелегкое моральное испытание: все-таки взрослый чужой человек, к тому же какой-то странный (мечтает об искусственном бриллиантовом глазе), поселяется у тебя дома. Но, разумеется, нужно человеку как-то помочь, не оставлять же его на улице. Первой гуманные чувства обнаруживает жена. Несколько позже – муж. Для них Франкенштейн еще нечто чужеродное, а для него они самое дорогое, что осталось на этом свете, если не считать еще пары боевых товарищей.
Отношения родственников складывались бы вполне идиллически и абсолютно комически, если бы не еще один пунктик Франкенштейна – ему везде мерещатся "духи", преследующие его и вновь обретенную семью.
Нормальные люди пытаются с ненормальным поладить и сродниться, потом - от него избавиться. Ни то ни другое не удается.
Кончается все это трагически. В очередной раз спасаясь от "духов", сводный брат баррикадируется вместе со всей перепуганной насмерть семьей на даче, которую окружили омоновцы. Детей и мать вызволяют через чердачное окно. Отец пытается уговорить парня сдаться, тот – ни в какую и ни за что. Отец потихонечку отползает. Раздается глухой выстрел. На последнем общем плане мы видим садовый участок, набитый милицейскими машинами, группу омоновцев, о чем-то мирно беседующих, мимо проносят носилки с телом обезвреженного "террориста".
Ключевой сценой, пожалуй, можно считать вечеринку, на которой расслабляются друзья семьи. Они дружески хлопают Франкенштейна по плечу и подмигивают хозяевам – хороший, мол, прикол, забавная фишка. Но веселье продолжается лишь до тех пор, пока герой не рассказывает, как они там (в Афганистане или в Чечне) отутюжили одно село. После этого гости разбегаются со взаимными проклятиями и оскорблениями. В спорах критиков о фильме до оскорблений и проклятий дело не доходило, но стена отчуждения между теми, кто принял картину, и теми, кто ее отверг, была высокая и неприступная.
Что прикажете делать с нашим общим сводным братом? —рассуждал один из зрителей. Вылечить его нельзя, мирной жизни для него нет - он и вдали от горячей точки чувствует себя на линии огня. Только убить.
Вот с этой логикой как раз не мог согласиться герой Леонида Ярмольника. Но согласиться пришлось. Когда согласился, стало понятно, что он ко всему прочему еще и предал уже близкого ему человека – сводного брата своего сына. Финита ля комедия - а трагедия продолжается.
Шкафы российской истории набиты скелетами. Один из последних – скелет одноглазого сентиментального юноши, прозванного Франкенштейном. С ним нам теперь жить: если не под одной крышей, то в душе.
Потому и кажется, что новый фильм Валерия Тодоровского – это больше чем хорошо сделанный фильм. Это еще и верно поставленный диагноз.
***
Сценарист Геннадий Островский рассказал, что у него был несколько другой финал. История заканчивалась не общим планом, а крупным: когда отец шел мимо омоновцев, один из них снимал маску и зрители видели простодушное лицо субтильного юноши. Выходило: что тот Франкенштейн, что этот.
А на кинорынке в Каннах дистрибьюторы сетовали на отсутствие хеппи-энда - мол, надо было, чтобы отец встал плечом к плечу со своим внебрачным сыном и чтобы они спаслись. Это уже голливудское лекало.
Статьи по теме
Наш сын и брат
Фильм Валерия Тодоровского "Мой сводный брат Франкенштейн" еще не вышел на экраны, но уже завоевал фестивальные награды в Сочи и в Карловых Варах и вызвал острые споры среди кинематографистов. По мнению кинокритика Юрия Богомолова, недовольство картиной лишь маскируется под эстетические претензии. На самом деле многим не по душе поставленный авторами диагноз душевной болезни, от которой страдает российское общество.