Обсуждали "Секс в городе", который я смотрела в период зарождения его и который совсем недавно вышел на российский экран. Кто-то сказал, что смотреть не будет: фу, феминистское кино; и я взбеленилась. Такое же, сказала я, феминистское кино, как "День учений" - расистское; стыдно, перестаньте. Так можно говорить, что и "Зачарованные" - феминистское кино; в конце концов, вот три сестрички противостоят всему дерьму на свете - и никаких мужиков, кроме тех, кого они сами к себе подпустят по личной заинтересованности ради эмоциональных благ, да и те большей частью оказываются врагами человечества, на которых даже осинового кола жалко. Вот-вот, сказали мне, это и есть феминистское кино, нет?

Три дня я думала про феминизм и кино. Вспомнила, как какая-то из подруг - какая-то сильно несчастная, измученная жизнью, только к тридцати годам переставшая звонить мне по ночам и говорить о смерти каждый раз, когда очередной полумуж сбегал от ее истерик куда подальше, так вот, какая-то из подруг, помню, раз говорила во время общей беседы о феминизме (мальчики и девочки, и все как на подбор при этом слове уксусно куксились): "Самой ярой и рьяной феминисткой в моей жизни была мама". Маму ее мы знали: немолодая женщина, типичный представитель несчастного поколения советских кассирш и бухгалтерш, милая попивающая женщина, пронесшая сквозь полтора десятка постсоветских лет становящийся все более прозрачным "блошиный домик" на маленькой упрямой голове; очень мало похоже на портреты Гертруды Стайн или Камиллы Пальи; какая такая феминистка? Леля - вот, теперь помню, кто это был! - Леля объясняла: "Мама всегда учила меня бороться против мужчин. Когда-то меня поражало, а потом привыкла - смещенная логика, она говорила: "Тебе звонил Леша, просил перезвонить", и я скидывала шубу и бежала к телефону, сапог цеплялся за сапог, а он хватала меня за локоть и говорила: "Нечего, нечего немедленно бежать! Подождет! Уважай себя! Пойди поешь сначала! Ты женщина или кто?", - а потом, - говорила Леля, - на следующий день она говорила: "Ну что, придет Леша вечером?" Я звонила, он был занят, обещал перезвонить через пятнадцать минут, а через час телефон все еще молчал, и тогда мама кривила губы и говорила: "Должен был немедленно перезвонить! Уважай себя! Не звони ему больше! Ты женщина или кто?" А я..., - говорила Леля, - ха! да мне шестнадцать лет было! Да мне страшно подумать было, что я "или кто!" Умненькие мы вспоминали, что Леле уже тридцать три, а все одна, кто-нибудь спрашивал кисло: "И что Леша?" "Послал меня на фиг, - говорила Леля, - он, по-вашему, мужчина был или кто?"

Консервативный феминизм, каким мы знаем его по началу фильма "Служебный роман" ("Вам нравятся сапоги?" - "Не нравятся!" - "Надо брать..."), подразумевал, что женщина, если она не "или кто", пребывает с мужчиной в постоянной глухой или открытой вражде. Сильно обобщая, можно говорить о том, что до последнего десятилетия основные деятельницы феминистского движения уверенно и бодро разжигали подлинную войну полов, ту, в которой мужчина и женщина ни в коем случае и ни под каким предлогом не могли находиться по одну сторону баррикад, ибо постоянно были заняты мерянием сил, попытками доказать друг другу свою независимость и превосходство, борьбой за самоутверждение за счет противоположного пола.

Женское освобождение - то есть пресловутая эмансипация, начавшаяся еще во времена французской революции и достигшая победоносного пика в шестидесятые-семидесятые годы, начиналась с прекрасного гуманитарного принципа: все люди равны, вне зависимости от возраста, пола, национальности, образования, семейного положения - а значит, женщины равны мужчинам, женщины должны иметь те же права и те же возможности, что и мужчины, чтобы окружающий нас мир стал прекраснее, целостнее и гармоничнее. Ранний феминизм в лучших своих проявлениях говорил о непритеснении женщин в силу общности интересов и ценностей у представителей равных полов: тогдашние женщины-борцы за свободу хотели влиять на окружающий мир наравне с мужчинами, действуя в целях общих гуманитарных интересов. Но положение женщины в мире мужского доминирования было настолько сложным, что волей-неволей борьба женщина за свои права превратилась в борьбу женщин против мужчин. Это стало трагедией консервативного феминизма: женщина из потенциально свободного человека превратилась в глазах мужчины, с которым она когда-то хотела действовать заодно, в пугало, в отталкивающее существо, бесполое и яростное, готовое ответить гневной тирадой на открытую перед ним дверь или на поцелуй ручки.

Суфражистки двадцатых годов носили мужские пальто и мужские ботинки, не пользовались макияжем и считали женственность признаком слабости. Их понятия о равенстве прав постепенно привели к теории об одинаковости полов. Возникла концепция, утверждающая, что женщинам положено быть равными с мужчинами не потому, что все люди имеют право на одинаковые возможности и одинаковое уважение, но потому, что разница между мужчиной и женщиной "создана искусственно" мужеполыми врагами, пытающимися таким образом держать женщин в приниженном и зависимом положении. Феминистки старого уклада стремились не только доказывать свою способность "работать не хуже мужчин", но и считали традиционные секреты женской привлекательности унизительными и оскорбительными для "сильного слабого пола". Мужеподобные в своей подчеркнуто неженственной одежде, склонные к сложной и напыщенной риторике, они производили впечатление не борцов за равенство, но лютых мужененавистниц, отталкивая от себя женщин и приводя в неприятное замешательство мужчин. Миф о том, что "все феминистки - лесбиянки", сложился в свое время именно на почве этого мужененавистнического образа.

Так огромные и неоспоримо ценные завоевания феминисток в войне за женскую независимость, безопасность, за чувство собственного достоинства и за уважение со стороны мужчин постепенно начали оборачиваться неприятной изнанкой и к обществу в целом, и к женщинам в частности. Не только понятие феминизм стало понятием-пугалом, но и собственно произведенные феминистками социальные изменения стали периодически принимать абсурдный и карикатурный характер. Десексуализация женщин в рамках борьбы с восприятием женщины "исключительно как сексуального объекта" привела к множеству повторяющихся личных и семейных трагедий; попытка защитить женщин от посягательств обернулась чудовищем "сексуального харрасмента", когда мужчина имеет шанс оказаться за решеткой из-за "провокативного облизывания зубов" или слишком долгого взгляда на собеседницу... Можно долго приводить частные примеры, но глобальной катастрофой оказалось появление двух или трех поколений женщин, ощущающих себя в состоянии войны с мужчинами, враждебно настроенных по отношению к противоположному полу, стыдящихся собственной женственности и собственной сексуальности. Гуманистическая идея равного, единого общества задохнулась под пеплом сожженных лифчиков и под томами курьезных судебных дел о сексуальном домогательстве.

В начале девяностых годов кризис женского движения стал очевиден - пугающее несоответствие устаревших феминистических идей реалиям современности привело к тому, что даже студенты Women Studies - университетских программ, занимающихся историей и путями развития женского движения, - не могли всерьез воспринимать преподаваемый им материал. На смену феминисткам старой закалки пришло иное поколение женщин-борцов за идею равенства - поколение "нового феминизма". Это поколение не сжигало лифчики, но носило кружевное белье и демонстрировало его тонкие бретельки в глубоких вырезах обтягивающих платьев; это поколение не стремилось запретить "унижающую женщин" порнографию, но говорило о роли порнографии в разбивании имиджа женщины как сексуальной рабыни; это поколение не стремилось быть похожим на мужчин, но подчеркивало свою уникальную женственность всеми возможными способами; это поколение не хотело войны полов - оно хотело взаимопонимания полов и гармонии отношений между полами. Если старый феминизм отталкивался от утверждения, что женщины и мужчины имеют равные права, потому что ничем не отличаются друг от друга, то феминизм нового поколения основывается на том, что женщины и мужчины имеют равные права, несмотря на все свое огромное несходство.

Легче всего искать примеры описанного в голливудской продукции - честном зерцале наших дней. Феминистки старого поколения вполне могли считать своим идеалом Линду Хэмильтон в "Терминаторе" или Сигурни Уивер в "Чужом" - женщин-воинов, женщин, совершенно не интересующихся своей женственностью и даже несущих ее с некоторой явной утомленностью. Феминистки нового поколения вполне могут считать первой представительницей своего идеала в кино Памелу Андерсон в роли Барб: сильная, мужественная, самостоятельная, она оказывается порнографично-женственной, подчеркнуто-сексуальной, готовой использовать свою привлекательность в качестве оружия, выдавая себя за стриптизершу или проститутку. Она может уважать женщин и дружить с мужчинами, ее социальные предпочтения основываются не на половой принадлежности собеседника, но на его сугубо личных качествах - это и есть феминистка нового склада, женщина, не отрицающая в себе женщину и не считающая, что ее пол делает ее уязвимей или слабее.

Возвращаясь к Sex and the City, надо сказать, что именно здесь идея новой феминистки как существа, полностью осознающего и яростно подчеркивающего, даже эксплуатирующего собственную сексуальность, выражена яснее всего. Четыре главных героини сериала – женщины определенно феминистского толка, представительницы сливок среднего класса - врач, дизайнер, адвокат, технолог – являют собой идеальные sexual personaes: они подчеркнуто женственны, подчеркнуто сексуальны, крайне заинтересованы в отношениях с противоположным полом, а не в тотальном освобождении от него. Они, между прочим, вполне откровенно заражены классической феминистской нелепицей - и в ходе сериала авторы превосходно разыгрывают конфликт между старыми установками и новыми реалиями.

Идеальным голливудским гимном новому феминизму, внятным отражением идей современных феминисток-философов Камиллы Пальи и Кристины Хофф Соммерс оказался дурноватый и смешной фильм "Блондинка в законе", целиком посвященный тому, что ты можешь быть блондинкой, носить розовые платьица, тискать дамскую собачку и заплетать ей косички и при этом учиться в Гарварде на юриста. Женственность, открытость, кокетство, занятость собственной внешностью, гламурный шарм оказываются вполне органичной частью имиджа новой эмансипированной женщины - умной, образованной, талантливой и успешной. Даже в тех блокбастерах последних лет, где роль женщины напоминает о воинских подвигах Хэмильтон и Уивер - "Матрица", "Обитель зла", "ХХХ", - то красное платьице, то глубокое декольте, то голый пупок в проеме кожаных одеяний подчеркивают исключительную женственность этих "крутых теток", дающих фору мужчинам на их собственном поле - в борьбе, на войне, с оружием в руках.

И если действительно видеть в голливудской продукции отражение реальных тенденций эпохи, то фильмы последних лет создают для нас новый идеал современной женщины - идеал, полностью соответствующий установкам "нового феминизма"; эта женщина сексуальна, хороша собой, очень женственна, ухожена, даже провокативна, но при этом она остается самостоятельной, сильной, уверенной в себе. Ее отношения с мужчинами строятся на равных, она видит в представителе противоположного пола не противника и угнетателя, но союзника и партнера, и существует с ним в окружающем мире "спиной к спине", стараясь вместе отражать напасти и вместе радоваться удачам. Такая женщина ни на секунду не сомневается в том, что мир принадлежит не мужчинам, но сильнейшим - какого бы пола они ни были. Что не мешает ей быть одинокой, несчастной, сексуально неудовлетворенной невротичкой, постоянно ищущей, к чьему бы могучему плечу прислонить исстрадавшуюся независимую головушку. И получить какой-никакой секс в городе.