Максим Пашков, адвокат Степана Зимина

Теория и статья 212

Степан Зимин и Максим Пашков. Фото Д.Борко

Уважаемый суд, уважаемые участники процесса.

Благодарю коллег, что они предоставили мне право открыть выступление защитников в прениях по настоящему делу.
Наконец закончилось изнурительное судебное следствие по громкому уголовному делу, которое — хотим мы этого или нет – войдет в историю российской юриспруденции.
Теперь мы переходим к стадии оценки рассмотренных судом доказательств.

Я перед началом своего выступления по существу хотел бы заранее извиниться перед судом и другими уважаемыми участниками процесса в случае, если в моем выступлении будут содержаться доводы, уже озвучивавшиеся другими участниками, – прошу поверить, что делается это не по злому умыслу и цели затянуть и без того долгоиграющий процесс не имеет.

Итак, я имею честь защищать в настоящем процессе Степана Зимина, который органами предварительного следствия обвиняется в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. ч. 1 ст. 318 и ч. 2 ст. 212 УК РФ, то есть — применение насилия, неопасного для жизни, в отношении представителя власти и участие в массовых беспорядках.

И сразу же, не переходя к разбору и анализу представленных участниками процесса доказательств, я хотел бы обратить внимание суда на то, что действия Зимина, описанные в обвинении, квалифицированы органами предварительного следствия неправильно.

Одни и те же действия Зимина по версии органов предварительного следствия были квалифицированы и по ст. 212 УК РФ, и по ст. 318 УК РФ – то есть в действиях Зимина следствие обнаружило идеальную совокупность преступлений.
Как и все идеальное, идеальная совокупность преступлений в живой природе встречается редко, и органы предварительного следствия при квалификации вменяемых Зимину действий допустили ошибку.
Одним из признаков массовых беспорядков, как то указано в диспозиции ст. 212 УК РФ, является насилие, однако законодатель не расшифровывает данное понятие и не уточняет его, а также не указывает, к кому именно применяется данное насилие.
Таким образом, можно считать, что указанный признак массовых беспорядков применим и в случае вменяемого Зимину насилия в отношении представителя власти.

Часть 1 ст. 318 УК РФ также указывает в качестве признака состава преступления применение не опасного для жизни и здоровья насилия в отношении представителя власти.
Более того, в качестве признаков массовых беспорядков законодатель указывает и вооруженное сопротивление представителям власти, которое само по себе не может быть ненасильственным.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что действия, вменяемые Зимину органами предварительного расследования, не требуют дополнительной квалификации по ч. 1 ст. 318 УК РФ а поглощаются ст. 212 УК РФ, следовательно, ч. 1 ст. 318 УК РФ Зимину вменена излишне.

Государственный обвинитель, выступая в прениях, с этим не согласился – обвинение считает, что в настоящем деле имеет место идеальная совокупность преступлений, и пытался мотивировать свою точку зрения.
С приведенной обвинением мотивировкой согласиться нельзя.

Обвинение в ходе своего выступления ссылается на якобы «расщепленность» умысла – признаться, я за все свое время работы в адвокатуре с таким не сталкивался, и вообще с термином «расщепление» знаком по трем сферам человеческой деятельности: по быту – «расщепление лучины», по отрывочным сведениям из учебника по ядерной физике – расщепление ядра, и по курсу судебной психиатрии – «расщепление сознания». Расщепление умысла уголовным законом Российской Федерации не описано и не предусмотрено.

Удивляет ссылка обвинения на «официальный комментарий» к уголовному закону. Опять же, в перечне источников права, известном каждому юристу из курса теории права, такой источник, как «комментарий», да еще и официальный, не содержится. Речь обвинителя заставила меня вспомнить годы обучения в МГЮА и семинары по общей части уголовного права – и замечу, что наши преподаватели крайне отрицательно относились к попыткам студентов сослаться в своем ответе на комментарий к кодексу, да еще ни с того ни с сего «официальный». Это считалось плохим знанием предмета и вообще моветоном.
Более того, я не буду останавливаться подробно на такой азбучной для каждого юриста истине, что комментарий к закону официальным быть не может – воистину, что говорить, когда нечего говорить, и на что ссылаться, когда не на что ссылаться.

Иных разумных и основанных на законе доводов о наличии «идеальной совокупности» (для присутствующих в зале – это когда одни и те же действия лица охватываются двумя и более составами уголовного закона – понятия скорее научного, чем уголовно-правового) обвинение не привело.

В пользу же довода защиты о том, что с точки зрения правильной квалификации содеянного ч. 1 ст. 318 поглощается ч. 2 ст. 212 и дополнительной квалификации не требует, говорит и схожесть в объекте посягательств.

Статья 212 находится в главе «преступления против общественной безопасности», ст. 318 – в главе «преступления против порядка управления».
Разве это абсолютно различные общественные отношения, которые защищает уголовный закон?

Разве «общественная безопасность» существует в вакууме и не связана с «порядком управления»? Разве лица, посягающие на нормальное функционирование общества, на общественный порядок, описанный в диспозиции ст. 212, не посягают в том числе и на порядок управления, на нормальное функционирование органов государственной власти?
Да и какое определение шире — общественная безопасность или порядок управления?

Эти общественные отношения очень близки, сходны и пересекаются, следовательно, утверждать об их принципиальном различии не приходится.

Также теория уголовного права и уголовный закон не признают идеальной совокупностью действия лица, которые выступают составной частью более тяжкого деяния: так, если при разбое потерпевшему причинен легкий вред здоровью, это не требует отдельной квалификации и поглощается составом разбоя.
Массовые беспорядки – более тяжкое преступление, нежели причинение неопасного для жизни и здоровья насилия представителю власти, и насилие является одним из признаков, составной частью любых массовых беспорядков — ненасильственные массовые беспорядки законом не описаны.

Следовательно, лицо, посягающее на общественные отношения, охраняемые ст. 212, одновременно может посягать и на общественные отношения, охраняемые ч. 1 ст. 318 УК РФ; действия, вменяемые Зимину в отношении представителя власти, являются составной частью более тяжкого преступления, и действия, квалифицируемые по 212-й статье, не требуют дополнительной квалификации по ч. 1 ст. 318 УК РФ.

Я обращаю внимание суда на то обстоятельство, что, говоря о квалификации вменяемых Зимину действий, я пока не касаюсь доказательств, исследованных сторонами и судом в ходе длительного судебного следствия, и никоим образом не признаю как наличие «массовых беспорядков» 6 мая 2012 года в Москве на Болотной, не признаю виновность Зимина в предъявленных ему обвинениях, но лишь оцениваю действия органов предварительного следствия по квалификации вменяемого Зимину деяния – и оцениваю их неудовлетворительно.

Теперь перейдем непосредственно к оценке исследованных доказательств.

Начнем с вменяемой Зимину ч. 2 ст. 212 УК РФ.
Тут необходимо заметить, что, похоже, сама жизнь в последнее время поставила задачу показать работникам Следственного комитета России и лично руководителю следственной группы товарищу Габдулину, как же в действительности выглядят массовые беспорядки. События, произошедшие недавно в Бирюлеве, и события, развивающиеся на наших глазах в Киеве, исчерпывающе иллюстрируют это юридическое понятие.

Мы, как «организованная группа адвокатов», исповедуя принцип процессуальной экономии, не станем дублировать доводы друг друга. Мой уважаемый коллега Алексей Евгеньевич Мирошниченко в своем выступлении предельно подробно и четко разберет единое для всех подсудимых обвинение в участии в массовых беспорядках, и, на мой взгляд, его доводы будут вескими и убедительными. Я не буду останавливаться на этих моментах подробно, дабы не ломать целостность выступления старшего товарища и уважаемого коллеги. Выделю лишь несколько моментов.

В ходе судебного следствия перед участниками процесса прошла череда очевидцев указанных событий – это и сотрудники полиции, и журналисты, и участники митинга, и просто участвовавшие в митинге москвичи.
Всем им защита задавала стандартный набор вопросов: видели ли они поджоги, погромы, уничтожение имущества и иные установленные законом признаки массовых беспорядков – эти вопросы даже получили название «традиционных».

Так вот, ни один – подчеркиваю, ни один из допрошенных по делу – не видел в тот день ни поджогов, ни погромов, ни уничтожения имущества. Не было и вооруженного сопротивления представителям власти.

Не зафиксированы подобные действия на многочисленных видеозаписях, отсмотренных сторонами процесса.

И все попытки государственного обвинения доказать, что те отдельные столкновения отдельных демонстрантов с силами правопорядка – при том, что последние вели себя, мягко говоря, небезупречно – есть массовые беспорядки, выглядят неубедительно и мелко, особенно в сравнении с тем, что происходит сейчас в столице соседнего государства.

По сравнению с тем, что каждый видит на телевизионной картинке из Киева, события в Москве выглядят детским утренником.

Опровержение обвинения по ст. 318

Степан Зимин в автозаке. Фото Айнура Валеева

Только что задержанный Степан Зимин в автозаке. Фото Айнура Валеева

Какие конкретно действия обвинение вменило Зимину, чтобы привлечь его к суду и на протяжении полутора лет держать его в изоляции от общества?
Насилие.
Зимин обвиняется в том, что он якобы кинул кусок асфальта, который попал в сотрудника полиции Куватова и причинил последнему физическую боль.
В этом и только в этом и заключается мифическое участие Зимина в том, что обвинение именует «массовыми беспорядками». В этом и только в этом заключается мифическое применение Зиминым насилия по отношению к представителю власти. И вот, как говорится, с этого момента поподробнее.

Итак, рассмотрим пристально и разберем по полочкам представленные стороной обвинения доказательства вины моего подзащитного.

Во-первых, это показания самого Куватова.
Будучи допрошенным в судебном заседании, он показал, в частности, что он является сотрудником полиции, 6 мая 2012 года к трем часам он прибыл на Болотную площадь с целью охраны правопорядка.
Из подсудимых знает только Зимина, он был им задержан 6 мая. Зимин, как показывал Куватов в судебном заседании, проявлял агрессию, проявлял насилие в его адрес. Насилие выражалось в том, что он кидал в сторону Куватова куски асфальта, камни, бутылки. Кроме того, Куватов показал, что Зимин с помощью двух людей пытался затащить сотрудников полиции в толпу.
Куватов также пояснил, что Зимин бросил в него кусок асфальта и попал им в его правую руку, причинив ему перелом пальца.

Куватов, будучи допрошеным в судебном заседании, также пояснил, что Зимина он опознал, так как он был выше других, был в черной толстовке с капюшоном, на его лице была маска.

Также Куватов пояснил, что он опознал Зимина по чертам лица, так как он его задерживал и видел, как он выглядит.

При этом Куватов также показал, что как летел этот кусок асфальта, он не видел, видел лишь момент попадания камня в руку, что Зимин не был единственным человеком в маске, были и другие, что толпа была расположена плотно, даже уточнил, что была давка, что Зимин перемещался по толпе и кидал предметы неоднократно в течение 3-5 минут, хотя что он кидал, он не видел, что постоянно Зимина в поле своего зрения Куватов не держал (цитирую по протоколу с/з от 22 августа 2013 года).

Как могут убедиться участники процесса, негусто.

Показания Куватова неточны (он не видел момент полета камня и, следовательно, то, что это был камень, якобы брошенный Зиминым, он может только предполагать), неконкретны (он признал, что Зимина в поле своего зрения он не держал, в маске был не только Зимин, но и другие люди), фантастичны (Зимин перемещался в плотной толпе, давке и бросал в его сторону камни и предметы). Это одно уже ставит достоверность показаний Куватова под сомнения.

Однако это еще не все основания для того, чтобы отнестись к рассказу Куватова критически.
Допрос его продолжился и на следующем судебном заседании.
В ходе судебного заседания судом было удовлетворено ходатайство защиты об оглашении показаний Куватова, данных им 8 мая 2012 года, то есть непосредственно после событий на Болотной площади, в связи с наличием существенных противоречий между показаниями, данными в суде, и показаниями, данными ранее.

Из оглашенных показаний следовало, что Куватов не видел, кто именно бросал в него камни 8 мая 2013 года: «Я не видел кто именно из толпы бросал в меня камни» (т. 7 л.д. 86).
На вопрос защиты, когда же потерпевший лучше помнил обстоятельства дела – 8 мая 2012 года, по горячим следам, или сейчас, в суде, Куватов после долгой паузы ответил честно – «и сейчас и тогда не помню точно, что происходило» (цит. по протоколу с/з от 27 августа 2013 года).

Итак, в ходе допроса Куватова выясняется следующее: в суде он говорил, что камень бросал в него Зимин, полета камня он не видел, но камень попал ему в руку. При этом камни бросал не только Зимин. В показаниях, данных на предварительном следствии и оглашенных в заседании суда, Куватов говорил, что камни летели со всех сторон и кто именно кидал в него камни, он не помнит.
Объяснить противоречия в этой части показаний в судебном заседании он затруднился.
Для того чтобы установить в действиях Зимина состав ст. 318 ч. 1 УК РФ, необходимо доподлинно и точно установить, что А) Зимин бросил камень, Б) именно брошенный камень попал в руку Куватова, как это, собственно, и указано в обвинении. Просто бросание камнями без их попадания состава 318-й статьи не образует.

А то, что в руку Куватова попал именно тот камень, который якобы в него бросил Зимин, в ходе судебного следствия установлено и не было.

Даже если оставить за скобками показания Зимина и свидетелей защиты, а также иные доказательства (видеоматериалы) и ограничиться только показаниями Куватова, можно установить: камни кидали многие, камень кинул Зимин, полета камня Куватов не видел, видел, как камень попал в руку.
Из этих показаний, которые обвинение предлагает нам считать истинными (не объяснив при этом, что же делать с показаниями от 8 мая 2012 года), с доподлинностью не следует, что именно брошенный якобы Зиминым камень попал Куватову в руку и причинил ему – кстати, что именно причинил?
Обвинение сослалось на исследованное в судебном заседании заключение судебно-медицинской экспертизы, указало, что травма (перелом пальца), возможно, получена Куватовым 6 мая 2012 года.

Тем не менее, то же заключение экспертизы не “возможно”, а совершенно точно указывает, что травма, полученная Куватовым, не могла образоваться от попадания камня, так как она носит сложный (вытягивающе-скрученный) характер.

Даже органами предварительного следствия Зимин не обвинялся в причинении такой травмы Куватову – обвинение, утверждая обратное, выходит за рамки обвинения, нарушая положения ст. 252 УПК РФ.

Тем самым, даже если трактовать показания Куватова наиболее выгодным для обвинения образом – это был Зимин и именно Зимин кинул в сторону Куватова камень, – дырку с «полетом» камня закрыть невозможно.
Доказать, что именно камень, пущенный Зиминым, попал в руку Куватова, нельзя.
Никто не видел полет этого камня, никто не видел, что именно камень, якобы пущенный Зиминым, попал в руку Куватову, – и вина Зимина в этой части не доказана.

На этом можно ставить точку: потерпевший Куватов, на чьих показаниях в общем и строилось обвинение Зимина, не помнил точно, что происходило, ни 8 мая 2012 года, ни в судебном заседании, противоречия в показаниях Куватов объяснить не смог, причинно-следственной связи между якобы «броском» камня и попаданием никто не подтвердил.

Закон декларирует равенство защиты и обвинения в судебном процессе.

Фактически же это не так: обвинение имеет более сильные позиции и более широкие возможности хотя бы исходя из того, что адвокат, защитник – это частное лицо, за обвинением же стоит вся мощь государственного принуждения.
Но есть у защиты одно преимущество перед обвинением: исходя из принципа презумпции невиновности, закрепленного в Конституции, защита имеет право сомневаться. И если сомнения обоснованны, серьезны и, как выражается закон, неустранимы – защитник имеет полное право выдвигать их в обоснование своей позиции по делу.
Обвинение же такой возможности лишено, оно обязано оперировать исключительно фактами, прошедшими проверку в судебном заседании.

Куватов, указав, что он не помнит точно, что происходило, ни тогда ни сейчас, как раз и произвел на свет то самое «неустранимое сомнение». Его показания не стыкуются друг с другом, и что самое главное – он их фактически не подтвердил, заявив, что точно ничего не помнит.
Следовательно, его показания не могут быть положены в качестве доказательства вины Зимина в приговор суда, они предположительны, он их не подтвердил, он не помнит.

Если это не является неустранимым сомнением, тогда что же такое неустранимое сомнение вообще?

Более того, показания Куватова не стыкуются с показаниями других очевидцев.
Так, в этот же день вслед за Куватовым был допрошен и Кувшинников, который тоже принимал участие в задержании Зимина.

Кувшинников показал, что принимал участие в задержании Зимина, что Зимин неоднократно бросался камнями в сторону полиции, что обстановка на площади была динамичной, камни и иные предметы летели справа, слева и спереди.
Зимин при задержании сопротивления не оказывал, затащить Кувшинникова в толпу не пытался – при том что Куватов утверждал обратное, что Зимин попал Куватову в руку камнем, он не видел (цит. по протоколу с/з от 27 августа 2013 года), что Зимин был крупный, габаритный, в маске, что в маске был не один Зимин, но и другие люди, которые были разными по габаритам. То есть и из показаний Кувшинникова не следует с достоверностью, что Зимин кинул камень и камень попал в руку Куватова.

В показаниях потерпевшего Литвинова (цит. по протоколу с/з 28 августа 2013 года) также не содержится указаний на то, что камень в сотрудников полиции бросил именно Зимин, Литвинов лишь указывает, что камень полетел из стороны, где стояла группа людей в масках, среди которых был, как ему стало известно впоследствии, и Зимин.
Также Литвинов ничего не говорит о попытках Зимина затащить кого-либо из сотрудников правоохранительных органов в толпу, об оказании сопротивления при задержании и о прочих обстоятельствах, которые описывал Куватов.

То есть показания Куватова, Кувшинникова и Литвинова в деталях отличаются друг от друга, что не позволяет в полной мере относиться к показаниям Куватова с доверием.

При этом я далек от мысли, что Куватов умышленно вводит суд в заблуждение относительно событий 6 мая 2012 года, – я склонен считать, что он заблуждается относительно данных обстоятельств, поскольку события на Болотной площади продолжались значительное время и в его памяти они просто спрессовались и перемешались.

Более того, свойство человеческой памяти таково, что человек в возрасте Куватова (ему на тот момент было 26 лет) лучше помнит события, происходившие с ним ближе к моменту воспоминаний, и чем дальше воспоминания отстоят от факта событий, тем хуже он их помнит: размываются детали, теряется нить, путается последовательность событий.

Серьезные сомнения в правдивости вызывают те воспоминания, которые возникают «вдруг», по заказу.

Исходя из этого, я полагаю, что достоверными являются показания Куватова, данные им 8 мая 2012 года, сразу после событий, где он говорит о том, что не помнит лиц, бросавших в него камнями и, следовательно, не идентифицирует Зимина как бросавшего камни.

О смешении деталей в воспоминаниях Куватова косвенно говорит и протокол опознания Зимина от 8 июня 2012 года: Куватов опознает Зимина как лицо, кидавшее в него камнем, и опознает его по чертам лица, одежде – в том числе по брюкам. При этом доподлинно установлено, что Зимин до момента его задержания был в маске и, следовательно, черты лица были скрыты от очевидцев.
Видеть лицо Зимина Куватов мог лишь при его задержании.
Также Зимин, по показаниям Куватова, находился в плотной толпе – и цвет брюк Куватов опять мог заметить лишь в момент его задержания.

Все вышеизложенное указывает на то, что в памяти Куватова задержанный им Зимин после событий, случившихся на Болотной площади, соединился с лицами, действительно бросавшими в него камнями, и он в настоящее время сам верит в то, что говорит, то есть добросовестно заблуждается.

Куватов и сам показывает, что не держал Зимина в поле зрения все время, не отрицает того, что в маске находился не один Зимин, а еще как минимум несколько людей, не отрицает сложности обстановки на Болотной к моменту задержания Зимина, и – что самое важное – не видел момента полета камня.
Кувшинников, так тот вообще называет ситуацию «динамичной», что камни летели, толпа скандировала лозунги и обстановка была, мягко выражаясь, нервозной.

Следовательно, при задержании Зимина Куватов мог просто ошибиться и задержать не того, кто в действительности мог бросить в него камень, а лицо, выделяющееся из толпы, – а Зимин в силу роста выделяется, да еще как.

Зимин же не отрицает факта задержания именно Куватовым, Кувшинниковым и Литвиновым, но отрицает факт применения к сотрудникам полиции насилия.

О недостоверности и предположительном характере показаний Куватова, данных им в судебном заседании, свидетельствует и то, что он категорически утверждал, что камень, пущенный якобы Зиминым, сломал ему палец на руке.
При этом в материалах дела имеется заключение СМЭ, в соответствии с которым повреждение, полученное Куватовым, не могло быть причинено попаданием камня.

Куватов, что он и подтвердил, был знаком с данным заключением, не возражал против него, специальными медицинскими познаниями не обладает, но в судебном заседании продолжал настаивать на том, что перелом фаланги пальца был причинен ему Зиминым в результате броска камня, то есть сам верил в то, что говорил.
Вот такой вот пример успешного самоубеждения и самозаблуждения.
Вообще представленные суду доказательства по настоящему уголовному делу рождают еще одно неустранимое сомнение: а были ли факты бросания камней в полицейских в момент задержания Зимина – или отдельные столкновения с камнепадом начались уже позже.

Обвинительное заключение по событиям 6 мая 2012 года подобно листу бумаги, который был скомкан следствием, – в нем не содержится четкой хронологии событий, происходивших на достаточно большой территории, следствие сознательно комкало время и сбивало хронологию, чтобы невозможно было установить, что, когда и в какой последовательности происходило в этот день, – а ведь события имели свою хронологию.
Защите в ходе судебного следствия пришлось приложить массу усилий, чтобы расправить этот лист бумаги и восстановить более-менее точную хронологию событий с участием Зимина.

Из этой хронологии следует, что Зимин находился на Болотной площади до 18 часов 05 минут или 18 часов 07 минут, после чего он был задержан и препровожден в спецтранспорт и более ни в каких событиях, происходивших на площади, не участвовал.

Данная позиция защиты базируется на следующих доказательствах.
Зимин в своих показаниях, данных в суде, отрицает применение насилия вообще и по отношению к сотруднику полиции в частности. Он утверждает, что пришел на разрешенный и согласованный с властями митинг, прошел установленный досмотр и контроль, запрещенных предметов у него при себе не было, маску надевал по соображениям безопасности во-первых и как элемент субкультуры, элемент правил игры во-вторых.
Примерно в 18:00 он оказался в давке, толпа стала выкрикивать лозунги, после чего он был задержан и препровожден в автозак. Сопротивления при задержании он не оказывал.
За несколько месяцев до событий Степан похоронил маму, чувствительно переживал ее смерть и о применении насилия к кому-либо даже не задумывался.

Обвинение в своих выступлениях в прениях призывает суд относится к показаниям Степана в части маски критически, но не утруждает себя представлением хотя бы каких-то доказательств их неправдивости. Логика проста: надел маску – значит, есть что скрывать, честные люди лиц не прячут, Зимин лицо спрятал – значит, злоумышлял.

Однако мы не на репетиции во МХАТе, и обвинение не Станиславский, чтобы, не утруждая себя доказательствами, заявлять «не верю». Защите приходится в очередной и не в последний раз в данном процессе напомнить о том, что принцип презумпции невиновности не обязывает Зимина доказывать свою невиновность, а возлагает эту обязанность на обвинителей.
Если обвинение считает, что Зимин лукавит, это необходимо подкрепить доказательствами.

Предварительное следствие шло на протяжении более полугода. Никто не мешал стороне обвинения при наличии оснований опровергнуть показания Зимина – провести исследования субкультуры анархистов, пригласить авторитетных специалистов, назначить экспертизы, результаты которых опровергли бы его показания, – но сделано это не было, показания Зимина не опровергнуты, а «не верю» прокурора – еще не аргумент для суда.

Очевидно, в виде попытки подкрепить разваливающееся на глазах здание обвинения прокуратура решила ловкостью рук исправить ошибки фортуны.
В дополнениях к судебному следствию прокуратура огласила протокол обыска на квартире Зимина и протокол осмотра вещей, изъятых в ходе обыска. При этом оглашение носило более чем формальный характер: был назван процессуальный документ, но полностью он не оглашался, и вещи, изъятые в ходе обыска, обвинением не перечислялись.

В судебных прениях обвинение сослалось на некий неясный документ, назвав его «дневником Зимина», и обвинением был сделан вывод о том, что Зимин причастен к массовым беспорядкам.
Вывод более чем спорный, так как какое отношение запись в т.н. «дневнике Зимина» имеет к событиям 6 мая 2012 года, защите непонятно.

Но дело даже не в этом.
Я не стану сейчас много говорить о том, что данный документ не оглашался, – он действительно не оглашался. Есть не основанный на законе, но сложившийся обычай: если документ значителен по объему, стороны – защита и обвинение – негласно идут на то, чтобы не оглашать его целиком, руководствуясь процессуальной экономией, но стороны всегда оглашают то, на что они будут ссылаться в прениях. Обвинение этот обычай нарушило. Возможные доводы из серии «мы назвали документ, а вы его читайте» отметаю сразу же: суд не изба-читальня, судебный процесс в России устный, и додумывать за обвинение, что оно хотело огласить, защита не обязана – закон есть закон, надо оглашать – оглашайте.
Но в связи с этим вопросы о том, что это за документ, какое отношение этот документ имеет к Зимину, кто является автором текста, кто написал этот текст, каким образом этот документ оказался на квартире Зимина, – все эти вопросы остались за рамками судебного следствия.

Обвинение говорит о том, что это дневник Зимина.
А на каком основании оно это утверждает?
Зимин не был допрошен по указанным обстоятельствам, почерковедческой и автороведческой экспертиз, подтверждавших, что авторство текста принадлежит Зимину и дневник написан его почерком, суду не представлено.

Сам дневник в ходе судебного следствия не оглашался – следовательно, обвинение использует доказательства, не исследовавшиеся в ходе судебного следствия, и нарушает право Зимина на защиту, не дав ему высказаться по указанным обстоятельствам, не дав ему выдвинуть возражения в свое оправдание.
Следовательно, так называемый «дневник Зимина» не может рассматриваться в качестве доказательства обвинения и не может быть упомянут в приговоре суда в качестве доказательства обвинения.

Однако вернемся к событиям 6 мая 2012 года и к задержанию Зимина.
События, которые обвинение считает «массовыми беспорядками», а защита – санкционированным митингом, в ходе которого возникли эксцессы по вине в том числе и органов правопорядка, имели достаточную длительность по времени и не были узко локализованы в пространстве.

Так, около 18 часов произошел разрыв цепочки оцепления на Большом Каменном мосту – обвинение называет это «попыткой прорыва», защита утверждает, что это произошло из-за давки вследствие плохой организации со стороны сил правопорядка.

Но Зимина не было среди людей, выдавленных в сторону цепочки оцепления, – он находился в другом месте, хотя и неподалеку – но в другом, органами предварительного расследования ему это и не вменяется.

А в 18:05 – 18:07 Зимин уже был задержан и в прочих событиях на площади просто не участвовал.
Таким образом, его участие в т.н. «массовых беспорядках» закончилось не начавшись.

Как мы уже установили, человеческая память – не совсем надежный источник. Но слава Богу, мы живем в XXI веке, и есть другие, недоступные деформации времени источники доказательств.

Задержание Зимина на оперативной съемке

На исследованной в ходе судебного следствия видеозаписи VTS_01_1 в момент времени 03:19 от ее начала изображен Зимин, стоящий у автобуса для задержанных вместе с сотрудниками ОМОН.
На видеозаписи имеется точное время – 18 часов 07 минут 6 мая 2012 года. Точность выставленного на таймере времени никто не опроверг, более того, это или приблизительно это время подтверждают как сам Зимин в своих показаниях, так и допрошенные по делу свидетели Краснова и Шубин, которые были задержаны практически одновременно с Зиминым и также находились в специальном транспорте для задержанных.

Защита в своих вопросах, заданных как потерпевшему Куватову, так и Кувшинникову с Литвиновым, пыталась выяснить у них время задержания Зимина, однако сотрудники полиции точного и даже приблизительного времени не помнили.
Тем самым, защита полагает, что пока не установлено иное, время, зафиксированное на видеосъемке, является точным временем задержания Зимина.

Итак, защита утверждает, что исследованные в ходе судебного заседания доказательства дают основания считать, что начиная с указанного времени – 18 часов 07 минут 6 мая 2012 года – и до конца дня Зимин не мог совершать вообще никаких противоправных действий в связи с тем, что находился в спецтранспорте для задержанных.

В судебном заседании также были исследованы видеоматериалы, изъятые у представителя агентства гражданской журналистики «Ридус» Васильева, который находился на Болотной площади 6 мая 2012 года и производил съемку событий по заданию редакции.

Примерно на 19 мин 41 секунде на указанной записи видно, как два сотрудника полиции ведут задержанного Зимина в сторону от событий на площади. Далее, примерно на 25 минуте камера становится на асфальт, а оператор говорит в кадр «полетели камни, становится опасно, надо надеть шлем», и далее съемка продолжается, и действительно видно, как из толпы в сторону сотрудников полиции летят куски асфальта и иные предметы.

Также на указанной записи видно, что до этого момента из толпы в сторону сотрудников полиции бросались единичные предметы, как правило пластиковые бутылки, брошенных камней на пленке зафиксировано не было.

Задержание Зимина на съемке Т.Васильева

Оператор Т.Васильев положил камеру и надевает шлем

Допрошенный в судебном заседании в качестве свидетеля Васильев на вопросы защиты пояснил, что он производил видеосъемку событий на Болотной площади по заданию редакции АГЖ «Ридус» и начиная примерно с 17 часов 45 минут камера работала в режиме «нон-стоп» и шла прямая трансляция в сеть интернет.
Васильев находился в указанное время за цепочкой оцепления из сотрудников полиции и перемещался с камерой за событиями.

Также Васильев пояснил, что он действительно в один из моментов заметил, как из толпы в сторону сотрудников полиции полетели камни, он поставил камеру на асфальт и произнес приведенный выше комментарий. До этого момента он опасности для себя не видел, бросков камней из толпы тоже не видел, хотя Васильев находился в непосредственной близости от места задержания Зимина.
Обращаю внимание суда на то обстоятельство, что зафиксированные видеокамерой Васильева указанные броски камней из толпы в сторону сотрудников полиции произошли после задержания Зимина, что следует из содержания видеозаписи: сначала сотрудники полиции ведут Зимина в направлении ОТ событий, потом, через определенный временной промежуток, в сотрудников полиции летят камни, и оператор фиксирует это как словами, так и камерой.

Простейшие арифметические подсчеты также подтверждают правдивость показаний Зимина и свидетелей защиты в части времени его задержания: камера работала нон-стоп приблизительно с 17:40 – 17:50, на 20-й минуте мы видим момент задержания Зимина – время практически совпадает с указанным свидетелями Шубиным и Красновой, а также с временем, установленным на раскадровке оперативной видеосъемки.

Очень важным моментом для защиты является то обстоятельство, что камера Васильева работала в непосредственной близости от места задержания Зимина – и манера съемок оператора позволяет увидеть как кусок площади, так и действия демонстрантов.
На асфальте можно заметить пластиковые бутылки и отдельные предметы – но не камни. До момента задержания Зимина на видеосъемке не зафиксированы и броски камней.

Свидетели Краснова и Шубин

Свидетели защиты Краснова и Шубин также до момента своего задержания не видели бросков камней в сторону полицейских из толпы. Достоверность же их показаний о том, что Зимин в 18:10 6 мая 2012 года находился с ними в спецтранспорте, сомнений не вызывает: оба они одинаково описывают время задержания, одежду Зимина, его внешность, совместно обращают внимание на одни и те же детали (поврежденная рука, друг по имени Филипп, одежда на Зимине), и вопросы эти им задавала не защита, а суд – как говаривал герой Юлиана Семенова, «мелочи сходятся, а я верю мелочам».

На исследованной в ходе судебного заседания видеозаписи телепрограммы «Минаев Live» можно установить, что броски камнями из толпы в сторону сотрудников полиции происходили после того, как толпа пыталась отгородиться от полиции заградительными барьерами – и не раньше.

Кувшинников, как следует из его допроса в ходе судебного заседания, пояснил, что задержание Зимина произошло до процесса «отгораживания» (цит. по протоколу с/з от 27 августа 2013 года), что также заставляет сомневаться в причастности Зимина к вменяемому ему деянию.

Все указанные обстоятельства в совокупности свидетельствуют о том, что фактов, которые бы строго, точно и недвусмысленно свидетельствовали о применении Зиминым насилия в отношении сотрудника полиции, в распоряжении обвинения не имеется – имеются домыслы, предположения, противоречивые показания и не более.

Постанавливать обвинительный приговор на таком непрочном основании невозможно и незаконно – обвинительный приговор базируется на установленных фактах, а их в распоряжении обвинения нет.
Основной потерпевший путается в показаниях и в конце концов их опровергает, очевидцы событий применения насилия не видят, видеозаписи участия Зимина в насилии не фиксируют.
С другой стороны, точно установлено, что Зимин задержан до начала основных событий, свидетели, находившиеся рядом, не видели фактов применения насилия к сотрудникам полиции со стороны Зимина, сам Зимин это отрицает.
В соответствии с конституционным принципом презумпции невиновности, неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Недоказанность вины в соответствии с этим принципом есть доказанная невиновность.

Из всего вышесказанного с неопровержимостью следует, что доказательств вины Зимина обвинением не представлено, факт применения насилия Зиминым в отношении сотрудника полиции не доказан.
Иных противоправных деяний Зимину не вменяется.

Обвинение предлагает за пресловутый «бросок камнем», который даже по обвинению не причинил Куватову никакого вреда здоровью, приговорить Зимина к пяти с половиной годам лишения свободы. Абсурдность и жестокость данного требования очевидна, его законность и практическая польза вызывают серьезные сомнения. Ничем, кроме откровенной мести молодому 20-летнему парню, который полтора года находится под стражей по сомнительному обвинению и чье участие в т.н. «массовых беспорядках» закончилось не начавшись, объяснить это невозможно.

И призыв обвинения к такому наказанию при таких обстоятельствах и при таких доказательствах – это не просьба о правосудии, а требование бессудной расправы, необходимость которой нельзя объяснить даже некими высшими целями и превентивными мерами по недопущению массовых беспорядков. Как в народе говорят, «за убийство меньше дают».

Тем более непонятно и необъяснимо ничем, кроме мести Зимину, и предложение реального для него срока, и выбора наказания по 318-й статье в виде лишения свободы – при том что Зимину сейчас 22 года, студент, находится в начале жизни, ранее не судим, сирота – а статья предусматривает и альтернативные виды наказания. Но объясните мне, зачем и кому нужна такая месть? Кому нужна эта необъяснимая жестокость по отношению к молодому человеку?

В начале своего выступления я сказал, что данное дело войдет в историю российской юриспруденции. Но в историю можно войти – а можно и попасть. Можно пойти на поводу у прокуратуры и неупомянутых, но витающих над процессом «высших сил» – а можно разобраться в представленных доказательствах и дать им надлежащую оценку в совещательной комнате. И я верю, что будет именно так.

Исследовав все доказательства по делу, я как защитник пришел к выводу, что по предъявленному обвинению Зимину можно постановить только оправдательный приговор, что я и прошу сделать вас, Ваша честь.

Спасибо за внимание.

К другим выступлениям защиты в прениях:
Владимир Самохин, Алексей Мирошниченко, Максим Пашков, Ольга Григоренко, Светлана Сидоркина, Дмитрий Аграновский, Екатерина Горяинова, Дмитрий Борко, Сергей Шаров, Сергей Панченко

К показаниям свидетелей обвинения

Прения