Активистка Вера Лаврешина прислала мне текст, в котором подробно описала свои и отчасти Надежды Низовкиной приключения «по психиатрической части». Вере Лаврешиной, напомню, уже побывавшей в больнице им. Ганнушкина после прошлого вторника и консилиумом признанной здоровой, вновь была вызвана скорая психиатрическая помощь в этот вторник, когда она отказалась представляться в ОВД «Арбат» (к счастью, на этот раз все обошлось). Самое интересное – выясняилось, все эти вызовы психушек, которые уже входят в систему, были не случайны, потому что у скорой психиатрической помощи есть ВНУТРЕННЯЯ ИНСТРУКЦИЯ отправлять в дурдом тех, кто отказывается называть себя.

Полностью воспроизвожу здесь текст Веры:

«А кто вам сказал, что моя цель – поскорее уйти домой?» - спросила я врачей из психиатрической перевозки. Вопрос был закономерен, так как первый час нашего общения состоял из хорошей такой психической атаки со стороны психиатрической помощи в лице двоих рослых, крепких, без атавизмов в виде совести и жалости представителей власти. Таковыми они себя не осознавали. Эти два голубя сизокрылых в синей форме, медиков по образованию, соответственно вели себя. Я заявила было, что мне надо в туалет (чтобы получше спрятать некую именную карточку), но меня не пустили грубо и категорично. - Будешь гадить здесь, причем прямо в штаны – сказал один. - Мы не милиция, чикаться не будем – сказал другой; - ну-ка быстро, фамилия, имя, где живете – отвечайте, либо грузим вас силой, везем в больницу, а оттуда вы уже не выйдете – вылечим на раз. Да, полицейские Арбатского ОВД, куда привезли часть задержанных на акции «Остановим диктатуру» в этот вторник, просто пионерская дружина по сравнению с такими гренадерами! Однако опыт показывает, что запас прочности у силовой нашей системы тоже не бесконечен. Битый час они добивались от меня указания имени – и не добились. На второй час (а дело уже близилось к полуночи), они вдруг стали жаловаться, что устали, что у них дети, что им, взрослым, образованным людям, платят 30 тысяч на этой собачьей работе… Что у них есть «внутренняя инструкция»: если человек не называет себя, не идет добровольно куда велят – его везут в психушку.

- Так вы бы поувольнялись с этой работы – посоветовала я.
- Некуда! – был ответ.
Получается, что такие серьезные структуры, на которые опирается власть, недовольны своим положением в обществе, зарплатой и возможностями. У них оказывается тоже понемногу лопается терпение от навязанного им стиля жизни.
- Я хотел бы сидеть в теплом кабинете, в белом халате, помогать людям. Вместо этого я занимаюсь тяжелой, унизительной, грязной работой, - сказал старший из моих оппонентов. – шансов купить в Москве квартиру у меня нет, а эмигрировать куда-то я не хочу.
- Правильно, - сказала я, - не позволяйте им давить на вас инструкциями. Они незаконны. Нужно бойкотировать эту систему, вместе разрушать ее, наступать на нее. Тут героизма особого и не нужно. Просто массово начать неповиноваться преступным приказам, инструкциям и требованиям.

Я рассказала ему, что именно меня и Надю Низовкину (имени ее я конечно не назвала), у которой был плакат «Позор карательной психиатрии», и забрали нынче у Избиркома на Лубянке. И прежде, чем нас уволокли по автозакам, мы успели рассказать журналистам, о нашем недавнем опыте пребывания в больнице им. Ганнушкина. Меня выпустили неделю назад, а Надю в этот вторник. Мы обе прошли через медкомиссию, а Надя еще и претерпела суд. Возле больницы им. Ганнушкина есть забавный такой карманный суд, где без свидетелей и последующих резолюций принимаются решения, выносятся кулуарно приговоры о недееспособности, о передаче пациента «на поруки» родственникам и т.д. К Наде например вызвали ее маму из другого города, напугав что ее дочка сошла мол с ума и надо ее забрать из больницы и везти домой в Бурятию. Любопытно, что нам с Олегом Прудниковым, дежурившим в день суда у входа в 13-е отделение больницы им. Ганнушкина, где содержалась Надя, сказали, что суд состоялся, но «резолюция» поступит через 10 дней. Значит, человека держат в закрытой лечебнице без постановления суда и без решения врачебной комиссии. Нам никаких бумаг предъявлять и не собирались, зато приставили охрану и нас вежливо проводили на выход. P> Ну, а на следующий день, когда Надю отпустили якобы на поруки маме (сомнительную бумажку на эту тему ей рискнули показать, и Надя немедленно ее порвала) – на следующий день вечером мы вышли к Избиркому с плакатами на тему психиатрического террора.

Возвращаясь к диалогу с моими сизокрылыми архангелами из перевозки, скажу, что расстались мы с ними почти дружески. Себя я так и не назвала. К полуночи это их сломило окончательно.

- Назовитесь, и вы сразу же поедете домой, - сказали они мне устало.
- А кто вам сказал, что моя цель – ехать домой, а не в ваше осиное гнездо?

Они помрачнели, вздохнули и ушли.

Друзья, уже выпущенные и ожидавшие меня на улице, по счастью меня не выдали. В отличие от Виолетты Волковой, адвоката, которая, возможно из лучших побуждений, но сказал предыдущей перевозке мое имя, чтобы меня отпустили. Мы в тот день, 26 февраля, вышли с плакатами на Красную площадь – Надя Низовкина и я. У меня вообще был мирный плакат за Учредительное собрание. Но нет, стали нас забирать. Пришлось лечь прямо на брусчатку. Свинчивать нас сразу стало сложнее, вызвали подкрепление. Дальше привезли в Китайгородское ОВД. Мы как обычно отказались представиться и отвечать на вопросы. Нас по очереди заковали в наручники, по очереди вызвали нам психперевозку. В ОВД был адвокат, Виолетта Волкова, я ее попросила меня не выдавать, так как у меня есть свои задачи в этой ситуации. Но она меня не послушалась, пожалела видимо, выдала и меня отпустили. Конечно, благодаря ей я не уехала в больницу, но я хотела по возможности полюбоваться на лица врачей, комиссия которых совсем недавно признала меня вменяемой, поскольку с этой порочной практикой – возить людей в психушку, если они не желают представиться, надо бы покончить».