Большинство моих друзей - моложе меня. Я не раз пытался им объяснить, какие именно чувства я испытывал в конце 80-х и особенно в августе 91-го.

Объяснить было невозможно - словно рассказывать никогда не влюблявшемуся, что такое любовь.

Это было чувство освобождения.

Освобождение бывает двух родов. Оно бывает агрессивным и разрушительным. Сопровождается острым чувством ненависти к той силе, которая воспринимается как порабощающая. Как говорил в “Убить дракона” человек, опрокинувший и поджегший телегу с овощами: “ - Борюсь. - С кем? - Со всеми. За счастье и свободу”. Такого рода освобождение в конечном итоге иллюзорно. Это побег в соседнюю камеру. Итог - новая, часто еще более жесткая диктатура.

Освобождение же второго рода сопряжено с чувствами радости и любви. Агрессия в этом случае сублимируется в готовность к действию, которое мыслится ныне прежде всего как ненасильственное гражданское неповиновение и прочая творческая активность. Агенты порабощающей силы в этом случае подвергаются “атакам любви”. С ними дружелюбно разговаривают, дарят цветы и другие знаки внимания. Цель такого контакта - дать понять человеку “с той стороны”, что он прежде всего для нас именно человек, а не представитель власти. Личность, а не функция режима.

Агрессивный борец за свободу не становится личностью - но функцией бунта и новой силы, пытающейся захватить власть. Освобождение же в любви есть прежде всего творчество личности. Даже когда такие люди участвуют в массовых выступлениях, они прежде всего приходят для того, чтобы встретиться с другими личностями, а не потерять себя в толпе. Это единение в любви без утраты собственной личности русские философы называли “соборностью”.

Отсюда происходит пафос leaderless movement - “движения без лидеров”. В эпоху советской “перестройки” мы не имели тех технических средств, которые нынче дают нам возможность организовываться “горизонтально”, сетевым образом, самим выбирать материалы для чтения, писать и обращаться к людям самим, напрямую, и иметь возможность быть услышанными огромной аудиторией. Открываются возможности для реализации нового варианта демократии - прямой демократии.

В прежние времена слишком многое в освободительных движениях зависело от отдельных фигур - фигур их лидеров. Критически важным оказывался их моральный облик - в высоком, а не обывательском значении слова “моральный”. Хорошо, если лидер оказывался “совестью нации”, как в Индии или в Чехии. Мы, к сожалению, пережили в 90-е значительно более травматический опыт. И теперь нам надо учесть ошибки прошлого и сохранить общественный контроль над теми, кто пытается “оседлать” движение освобождения, не допустить захвата власти той или иной корыстной группировкой, не отстраняться от участия в общественной жизни на самом важном этапе, как это, к несчастью, произошло в России в 91-м году.

Россия - часть мира, одна из важных его составляющих с самобытной культурой. Многие люди в течение последних двадцати лет испытывали фрустрацию из-за “потери Россией своей мировой роли”. Это чувство, не будучи надлежащим образом осмыслено, часто выявлялось как ностальгия по имперскому могуществу. Парадокс в том, что Россия вышла на первый план мирового процесса именно как носительница тех или иных универсалистских, всечеловеческих идей и ценностей планетарного масштаба. Идеи такого рода несовместимы со взглядом на мировую историю как на компьютерную игру, цель в которой - просто победа своих “юнитов”, которые лучше других просто потому, что я ими играю.

Американская культура любима многими не за мощь US Army, не за третьеразрядные продукты киноиндустрии. Она любима за дух свободы и независимости от собственных властей, за битников и хиппи, за джаз и рок-н-ролл.

Точно так же обстоит дело и с русской культурой. Миру нужна Россия Толстого и Достоевского, Россия Бердяева и Сахарова. Коррумпированная и циничная Россия не просто не нужна никому. Она - отрицательная ценность в мире. И ее “не любят” прежде всего тогда, когда она сама предает свои собственные идеалы. Как и любую другую страну, когда она забывает о своем этическом, качественном предназначении.

Миру нужна Россия как голос совести и веры, как погружение в глубины человеческой души и источник неформальной экзистенциальной этики. Россия как надежда на будущее планеты как места братства, любви и правды. Закономерно, что как только Россия отступает от этого своего предназначения (отступление это происходит не в конкретный момент времени, я не веду речь о каком-то "золотом веке"), она теряет свое место в мире. И никакой силой невозможно компенсировать эту потерю. Циничная сила всегда слаба.

Подлинные силы как человек, так и культура обретает тогда, когда к силе как к таковой не стремится. Они появляются тогда, когда человек идет по своему пути, настраивая приборы на сердце своего солнца. Если же человек забывает о своем нравственном идеале, приборы начинают давать сбои. И в результате человек обнаруживает, что его сверхмощный автомобиль, возможности которого стали для человека самоцелью, увез его очень далеко от места, в котором он желал бы оказаться. Вместо возвращения в рай он получил битву за власть в аду. И даже если он в этой битве оказался самым сильным - так только до тех пор, пока “Акела не промахнется”. Потому что Бог - не в силе, а в правде.

После эпохи цинизма и приспособления наступает момент, когда молчать и бездействовать становится невозможно. Когда перед человеком встает некий решающий выбор - и сам человек понимает, что наступил момент истины (хотя, если человек отвергнет родившийся импульс деятельного отторжения неправды - он постарается забыть об этом моменте, вытеснить голос совести в область бессознательного). В решающие исторические моменты голос совести начинает отчетливо звучать в сознании множества людей.

В России этот момент настал минувшей осенью. Наблюдая за циничным междусобойчиком правящей хунты, многие испытали то самое чувство, которое испытывали люди, вышедшие на баррикады в августе 91-го. Чувство невозможности промолчать. Чувство, когда идеалы, пусть и подзабытые, вдруг являются человеку в своем сиянии,. Появляется реальный шанс преодолеть свои страхи, свой цинизм. Появляется готовность, если надо, ложиться под танки.

А когда эти люди, вышедшие на улицы, а теперь и в социальные сети, встречают там друг друга - они испытывают такое чувство освобождения, любви и братства, о возможности которого многие из них ранее и не подозревали. Многие впервые понимают, что такое любовь к родине. Многие впервые осознают себя гражданами.

Да, такова последовательность. Певое - вызов, чувство отторжения, отчетливый голос совести. Если блокировки преодолеваются - предпринимается действие (пусть даже чисто внутреннее), преодолевающее страх, цинизм, уныние и апатию. И, если не дать себя втянуть в воронки ненависти, далее происходит вхождение в мистериальную реальность встречи. Встречи, в которой народ становится самим собой. Соединением свободных, любящих людей, творящих новую реальность. И энергия этой встречи - незабываемая энергия, питающая людей всю их последующую жизнь - должна быть использована для творчества во имя претворения в жизнь идеалов. Тех самых идеалов, которые их призвали в критический момент. Которые не есть что-то внешнее, наносное, идеологическое - а напротив, составляют самую суть человеческого существа, его совесть.

Много лет к моему и не только моему каждодневному состоянию сознания примешивалось чувство отвращения и стыда. Отвращения и стыда за происходящее в моей стране. Чувство вины за то, что допустил это происходящее.

Теперь есть чем дышать. Теперь - не противно и не стыдно. Проблемно - да. Но появилась надежда. Спасибо всем тем, кто эту надежду пронес сквозь все девяностые и нулевые. И спасибо всем тем, кто в решающий час откликнулся на зов и дал этой надежде расцвести.

Цветок вновь пробился сквозь асфальт. Жизнь опять победила смерть неизвестным способом. И даже если завтра снова заколотят дверь - то только на время. Потому что есть вещи сильнее силы. Которым сила не нужна. Против которых сила бессильна.