Приближается мрачная годовщина - двадцатипятилетие чернобыльской катастрофы. И признаков того, что в России собираются ее как-то отмечать - или поминать, это слово более уместно, - не наблюдается.

Иное дело Украина. Туда приехали и генсек ООН, и глава МАГАТЭ. Никто и не скрывает, что международная конференция, которая созывается в Киеве, помимо всего прочего, имеет еще одну цель: сбор средств на строительство нового саркофага и на исследовательские работы. Как ни странно это прозвучит, в зоне отчуждения идет естественнонаучный эксперимент, которого специально никто не ставил, в отличие, скажем, от медицинского эксперимента над живыми людьми в Хиросиме и Нагасаки. Что, в свою очередь, явилось ответом на те эксперименты, что проводились над американскими и британскими военнопленными.

Но это все в прошлом. Ныне же совпавшие по времени юбилей и катастрофа на Фукусиме создали крайне неблагоприятный фон для дальнейшего продвижение атомной энергетики. Начали даже поговаривать о ее крахе.

В противовес этому сами атомщики стараются доказать, что современный уровень безопасности превосходит чернобыльский, а происшедшее на Фукусиме послужит уроком для будущего. Основа безопасности в будущем открытость и интернационализация контроля. Таково было содержание выступлений лидеров российской атомной энергетики на конференции "Уроки Чернобыля", прошедшей в Киеве.

Только этой конференцией - причем на территории соседнего государства - Россия отметила чернобыльскую годовщину. И в этом проявляются весьма серьезные различия меж Украиной и Россией. Тут и разное позиционирование в мире, и разные экономические модели, и разное отношение к общей истории.

Признаться, мне представляется существенным в первую очередь историко-гуманитарный аспект. Но начнем все же с внешнеполитического и внешнеэкономического. Еще год назад Владимир Путин заявил о намерении занять не менее 25% мирового рынка услуг по строительству и эксплуатации атомных электростанций. Осенью прошлого года в ходе многочисленных визитов Дмитрия Медведева в страны Азии и Латинской Америки наметилось нечто такое, что можно было бы назвать мирной атомной дипломатией. В позиционировании России как энергетической империи ("небесно-болотный цвет", как сказал Солженицын по поводу "морально-политического единства") в принципе ничего не менялось: все нефть с газом да газ с нефтью. Но вместе с Медведевым путешествовал глава Росатома Сергей Кириенко, непременно подписывавший контракты о строительстве атомных электростанций в Китае, Вьетнаме, Венесуэле.

Это только один пример. А есть еще масса других примеров сотрудничества - и с Францией, и с Болгарией, и с Иорданией, и с Японией. Ничего плохого. Просто прекрасно. Вот только Фукусима подвела. И потому чернобыльскую годовщину пришлось отмечать пиаровской конференцией.

Ход, может, и правильный, но обидный. Это годовщина не ведомственная и даже не общенациональная. Она касается всех бывших союзных республик, но особенно тех трех, которые тот же Солженицын считал основой союзного государства. Не единственная его ошибка - он, например, полагал, что в центре Петербурга нельзя построить ничего нового. Но не о нем сейчас речь, а о том, что историческая память принесена в жертву ведомственным интересам.

Да и к ведомству тоже есть вопросы, к его внешнеэкономической деятельности. С Бушером давно все ясно. Не я назвал тамошнюю АЭС самым большим поясом шахида. Бомба Ирану вовсе не нужна: устроит там аварию, так больше ничего не надо, чтобы парализовать нефтяной экспорт, а заодно нагадить и России - не так уж это все далеко от наших границ. И другие террористические возможности расширяются - можно ведь сделать грязную бомбу.

Но не о Бушере сейчас речь, а о том, насколько стратегически оправдано строительство АЭС в странах с, скажем мягко, не совсем подготовленным персоналом. Китая это, наверное, не касается, но ведь дело им не ограничивается. Россия превратилась в страну, занимающуюся распространением атомной энергетики по всему миру, в том числе и в государствах с неустойчивыми политическими режимами (а устойчивых становится все меньше, скоро одна тандемократия останется) и с низкой трудовой культурой, с недостаточными технологическими навыками.

И если уж в Японии такое, то чего же ждать от стран, которые не являются лидерами в развитии высоких технологий? Там землетрясения не потребуется, как не потребовалось его двадцать пять лет назад в Чернобыле.

А вот это уже о том, насколько последствия катастроф и прочих великих событий соответствуют их природе, и о том, как они преломляются в исторической памяти. Катастрофа в Чернобыле была антропогенной, что неожиданностью для общества не было. Фраза "в стране бардак" определяла темы кухонных и кулуарных разговоров на протяжении многих лет, предшествовавших аварии, ставшей чем-то вроде "что и требовалось доказать". Но последствия оказались совершенно неожиданными: ни власть, ни общество не пошли по пути, уже до того намеченному Андроповым. Хотя повод для закручивания гаек был превосходный.

И именно от Чернобыля следует вести отсчет национальному возрождению в Украине и Белоруссии, где об ином, внесоюзном развитии начали задумываться не только те, кого тогда именовали забытым словом "неформалы", но и те, кто входил в политическую элиту. Шок выявил потенциал наций - вот каково, может быть, важнейшее последствие Чернобыля.

А нынешнее отношение к скорбной дате показывает, что стало итогом того шока. В Белоруссии сейчас не до юбилея. Страна накануне иной катастрофы - экономической и социальной, а Лукашенко не знает, за что хвататься: то поносит демократию, то снимает все пошлинные претензии к России. В самой России о Чернобыле вспоминать не желают не только потому, что это против интересов Росатома, но и потому, что не придется говорить о перестроечных последствиях аварии.

Для Украины же годовщина оказалась прекрасным поводом для позиционирования Виктора Януковича как сторонника открытости и сотрудничества. Да, стране нужна помощь, и нет ничего зазорного в просьбах об этой помощи. Саркофаг остался на территории Украины, вблизи ее столицы, но из этого не следует, что это проблема одних лишь украинцев.

Свободное развитие трех государств привело к разным результатам, и отношение к чернобыльской годовщине это показывает. Значит, не было упразднение СССР такой уж катастрофой, в отличие от того, что случилось в Чернобыле. Вот там действительно произошла катастрофа. А то, что три очень разных, как выяснилось, народа, избавились от принудительной совместной жизни и начали самостоятельное национально-государственное строительство, так это весьма позитивное и конструктивное событие.