Созыв и, по всей видимости, уже свершившийся провал Всеправославного собора на Крите - личная заслуга и личная ответственность патриарха Кирилла. Подготовка к собору действительно велась десятилетиями и могла бы продолжаться еще долго, если бы не решительные действия главы РПЦ. Зависимость мирового православия от московского патриарха неудивительна, если принять во внимание то, что вся православная "умма" как минимум с конца 1940-х годов поделена на две большие коалиции - условно говоря, греческую и российскую.

В первую входят прежде всего церкви, основанные на греческой этнической идентичности: сам основатель православия - Константинопольский патриархат, Элладская церковь (материковая Греция), Кипрская, Александрийская (Египет и вся Африка), Иерусалимская церкви. Их самым серьезным союзником является Румынская православная церковь. Есть и еще несколько более мелких церквей, в основном в бывших странах восточного блока (например, Финская, Эстонская). Лидером второй коалиции является Русская православная церковь, которую традиционно поддерживают Грузинская, Болгарская, Сербская, Чешская и Антиохийская (арабская, с центром в Дамаске) церкви.

Формирование этих коалиций находится в очевидном противоречии с сохраняющимся догматическим единством церквей и повседневными практическими контактами внутри мирового православного сообщества. Православные люди со всего мира ездят к одним и тем же святыням, читают и распространяют поучения любимых ими старцев, писавших в разные эпохи и на разных языках, молятся на иконы, сделанные мастерами в странах "противоположной коалиции", принимают у себя священников и мирян других православных церквей, испытывают на себе треволнения, порожденные в православной среде за тысячи километров от их мест проживания.

Тем не менее противостояние официальных церковных структур, исторически восходящее к ожесточенной борьбе Российской и Османской империй в XVIII-XIX веках, сохраняется. Его подогревает необходимость постоянной дележки новых территорий, которые осваиваются православными в силу миграций и, реже, миссии, а также постоянное появление новых национальных церковных структур, жаждущих "отпадения" от "матери-церкви" и признания мировым православием в лице Константинополя и других крупных церквей.

В то же время сохранение догматического единства и наличие такого авторитетного вненационального органа, как монастыри святой горы Афон, сдерживали уже вполне назревшие для многих национальных церквей реформы, призванные хоть как-то привести архаичную православную традицию в соответствие с реальностью изменяющегося мира.

Именно в этом отношении и проявилась особая роль патриарха Кирилла, который видит себя одновременно выдающимся реформатором и геополитиком. Провести первый за столетия Всеправославный собор, чуть-чуть ослабить замшелые запреты, изменить старые обеты ненависти к тем, кто верует чуть по-другому, а заодно продемонстрировать мировому православию, кто его истинный лидер, и, пользуясь этим, добиться от Константинополя кое-каких практических уступок - это типичная для главы РПЦ удалая идея, которую, как ему казалось, можно было реализовать с помощью бури, натиска и небольших субсидий от российского государства.

Проблема, однако, была не только в перетягивании каната между Москвой и Константинополем. Внезапно оказалось, что миноритарные акционеры больших предприятий тоже имеют свои интересы, причем сильно расходящиеся с интересами директоров компаний. Чего только стоит серия публичных протестных выступлений викарных преимущественно епископов УПЦ из медвежьих углов Украины - Черновицкой, Одесской и Хмельницкой областей, - а также Молдавии, которых молчаливо, но очевидно поддерживали церковные "тяжеловесы" из членов синодов Украинской и Молдавской церквей. Этих людей не устраивала даже видимость нормализации отношений с Румынской церковью, которая могла бы в таком случае претендовать на расширение своего присутствия на этих территориях, где имеется румыноязычное население.

С консервативной критикой вопросов, поставленных на Всеправославном соборе, выступили РПЦЗ и находящийся под сильным российским влиянием (и в сложных отношениях с Элладской церковью) Афон. Круг протестующих определился четко. Это те, кто строит свою "православную идентичность" на особом виде консерватизма, задирающем планку исповедания на максимальную высоту. Им очень не хочется никакого умиротворения, общеправославных договоренностей и тем более послаблений. Сидеть в своем скиту и демонстрировать собственный радикализм немногочисленной, но верной аудитории - это то, что они хорошо умеют. Как и получать субсидии за то, чтобы вовремя промолчать.

Но подобного рода протесты можно было бы пережить, умиротворить или задавить, если бы главный игрок на этом поле последовательно хотел добиться декларируемой цели - проведения собора. Однако похоже, что сочетание Москвы в качестве мотора процесса и Константинополя в качестве руля дало сбой. Выяснилось, что главный православный грек вовсе не хочет обеспечивать Кириллу дипломатическую победу.

Чего хотел и хочет патриарх Московский от патриарха Константинопольского, кто кого в каком порядке "кинул", а кто в какой момент начал "шантажировать", зачем Путин в самом деле ездил на Афон, как именно были подключены вассалы Москвы для выдвижения абсурдных требований и чего они хотели выторговать на отвергнутом Константинополем "предсоборном совещании" - все это мы, быть может, когда-нибудь и узнаем. Но, боюсь, интересно это будет уже только историкам религии. Сейчас вместо обещанного "торжества православия" перед глазами базарный скандал. И если даже собор все-таки состоится (на что с каждым часом все меньше надежды), репутационный ущерб мировому православию уже намного превышает запланированные имиджевые приобретения.