Писатель-фантаст Николай Гуданец оправдывается - в том духе, что был дураком, но не без склонности к авантюрам, вот и дал подписку, анализировал приемы и методы КГБ, однако никто из-за меня не пострадал - и это звучит одновременно смешно и трагично. Смешно, потому что в той игре, которую завербованный ведет со спецслужбой, выиграть едва ли возможно, зато подставить людей, про которых рассказываешь, легко. Даже если всякую вроде бы чушь прекрасную чекистам про них доносишь: дескать, тот вспыльчивый, этот влюбчивый, один собирает библиотеку, другой бардовской песней увлекается... Товарищ майор разберется, какой ключик использовать при оперативной разработке гражданина, когда и ежели понадобится им вплотную заняться. Комизм - в самообмане. А трагедия в том, что прошлое набрасывается на человека.

Это может оказаться заслуженной карой для стукача, из-за которого пострадали друзья-приятели, ему доверявшие. Но и непоправимой бедой для наивного некогда или запуганного советского, допустим, писателя и его ближайших родственников, не подозревавших о том, чем грешил в молодости их примерный сын, милый муж и добрый папа. Может случиться и так, что заслуженная кара и непоправимая беда будут идти рука об руку, и в каких пропорциях измерять вину и несчастье, неведомо. В конце концов, если вычеркнуть из списка убежденных доносчиков, настоящими преступниками мы назовем не тех, кого обманули, закошмарили, сломали, а тех, кто ломал. Хотя, конечно, и сломленных не похвалим.

Все эти многократно подвергнутые обсуждению моральные дилеммы и логические построения вновь приходят на ум, когда размышляешь на тему, заданную очередной публикацией чекистских бумаг. Из Национального архива Латвии нам на голову буквально посыпались мешки с картотеками агентов КГБ - и вот сидим, разгребаем. Митрополит Рижский и всея Латвии Александр (Кудряшов) и главред берлинской "Русской Германии" Борис Фельдман, банкир Валерий Белоконь и режиссер Янис Стрейч, председатель Верховного суда Ивар Бичковичс и депутат Сейма от "Согласия" Игорь Пименов - улов вообще богатый. В собрании около 11 000 имен, и это, по-видимому, еще не все "агенты", а также кандидаты на вербовку, занесенные в реестр.

Это скандал, реанимирующий давние споры. Между сторонниками обнародования всех и всяческих списков и их оппонентами. Между приверженцами и противниками люстраций. У каждой стороны свои доводы за и против.

Споры неразрешимы.

Если же кого-нибудь вдруг интересует точка зрения автора этих строк, то должен сказать, что она с годами меняется - то в одну сторону, то в другую. При глубочайшей убежденности в том, что бывших гэбешников нельзя (было) подпускать к руководству страной, мнение мое насчет публикации карточек, подобных латышским, вырабатывается с трудом. Все-таки одно дело - кураторы стукачей, и другое - жертвы давления, устрашения, шантажа. Собственно, лучше всего было бы разбираться в каждом отдельном эпизоде в рамках непубличного расследования, и если обнаружится, что агент работу свою не любил и всячески от нее отлынивал, и во внутренней переписке между офицерами КГБ этот факт был отмечен, то, может, и не нужно предавать гласности имя завербованного.

Проблема, однако, заключается в том, что сами карточки до сих пор иногда печатаются без изъятий, а более подробные документы, связанные с использованием доставленной информации, или вывезены в Москву, откуда выдачи нет, или уничтожены, и латышский список не исключение. Еще возможны манипуляции с именами граждан, которые от предложения отказались, и Лубянка им отомстила, замарав обвинениями в сотрудничестве, - долго ли такие "свидетельства" изготовить? Доносы на стукачей тоже ведь нуждаются в проверке, а проверить их затруднительно.

Тем не менее автор этих строк с некоторого времени стал склоняться к мысли, что предавать гласности надо все агентурные архивы подряд. С того времени, как на планете нашей разразилась небывалая война, впоследствии не без оснований названная гибридной, и в разнообразных ее баталиях активно поучастовали и продолжают участвовать люди, похожие на засланных казачков с большим стажем. Имею в виду и американские выборы, и всякое там Россотрудничество, и русский мир в широком смысле. Разумеется, за годы и десятилетия, прошедшие после ликвидации КГБ СССР, много воды утекло и много позарождалось дятлов нового поколения, чьи имена не всплывут ни в каких советских картотеках, но хоть про героев былых времен хотелось бы узнать побольше. Кто из них окормляет паству, кто политикой заправляет, кто футбольные клубы закупает, а кто газетку какую-нибудь издает в дальнем зарубежье. Эти скелеты в старинных шкафах сегодня хочется поизучать и зафиксировать, в целях чисто познавательных и для того, чтобы пореже удивляться, сталкиваясь с чем-нибудь неожиданным и как бы непостижимым. Кое-что все-таки познается в сличении со списками стукачей.

Впрочем, о человеческих трагедиях тоже забывать не следует, и судьба фантаста тому печальное подтверждение. Ему сочувствуют, но он безутешен: "Даже через 27 лет я чувствую себя так, слово в дерьмо окунулся". Его ругают, но он со смирением выслушивает брань: "А если кто-либо назовет меня стукачом и не подаст руки, я это приму, ибо заслужил". О боли, которую испытывает человек, не будем забывать, жалея оступившегося, и в свежие списки окунемся без охотничьего азарта, но с привычной тоской.