Понимаете, он тоже человек. А человеку иногда хочется побыть одному, особенно в такой день. Только не в комнате, не в четырех стенах и даже не во дворце, который со всеми своими парками, садами, кипарисами, толпами обслуги и охраны остается все той же разросшейся питерской коммуналкой, навороченной клеткой для попугая, чья жизнь удалась. Хочется всех послать и быстрым шагом пройтись по улицам родного города, как бы удерживая горе. И он пересекает кадр в темном костюме, где-то на заднем плане жмется к стенам охрана, и это еще можно было бы назвать "публичным одиночеством", если бы его действительно окружала, не узнавая, санкт-петербургская толпа.

Три дня прошло, а тема не отпускает.

Мы ведь привыкли к другому Путину, и если описывать его одним словом, то это будет слово "бесчеловечность". Соединенная с некими странностями, со всеми этими поцелуями в пупок и в чешую, с демонстративным плейбойством на фоне природы, на фоне гимнастки, на фоне Беслана. А если мы видим его в слезах, то ответ знает только ветер.

Но вот он подходит к автомобилю, разворачивается и удаляется быстрым шагом в сопровождении телеооператоров "Раши тудей". "Понимаете, я тоже человек, – как бы сообщает он городу и миру, двигаясь в сторону улицы Ватутина мимо страшноватых машиностроительных пейзажей. – А человеку иногда хочется побыть одному, особенно в такой день".

Все дело в том, что скончавшийся 7 августа заслуженный тренер России Анатолий Рахлин был не просто значимым человеком в его жизни. В книге "От первого лица" своего бывшего тренера по самбо Путин вспоминает с той великой благодарностью, с какой говорят о людях, перевернувших судьбу. "Тренер сыграл в моей жизни, наверное, решающую роль, – рассказывает он. – Если бы спортом не стал заниматься, неизвестно, как бы все дальше сложилось. Это Анатолий Семенович меня на самом деле из двора вытащил. Ведь обстановка там была, надо честно сказать, не очень".

Собственно, из книги это вычитывается вполне однозначно: мальчик по имени Владимир Владимирович мог со своего двора уйти только в двух направлениях – в мир уголовный или в КГБ. Такие были у него наклонности, жизненные представления, идеалы. Парадоксов тут искать не нужно, ибо эти миры в России пересекаются так плотно, что уже и не поймешь, где кончается условный Дед Хасан и начинается безусловный Патрушев или там Бастрыкин. От блатной лексики и психологии Путин не избавился и в Кремле, и это тоже совсем не удивляет.

Честный спорт, равно и общение со старшим, сильным и, судя по всему, порядочным человеком стали для подростка Володи Путина способом социализации. Характер и биография определили жизненный выбор, который обернулся такой фантастической удачей – из "Штази" в князи. Оттого о своем тренере он отзывается как о втором отце. Оттого весть о его кончине так потрясает президента, и он, воскрешая в памяти детство и растравляя боль, стремится хоть несколько минут побыть в прошлом, и это вроде бы несложно, ведь промышленные ленинградские декорации ничуть не изменились. Гуляй, вспоминай, возвращайся.

Только это невозможно. И не только потому, что в прошлое не вернешься и никого не воскресишь. Главная беда в том, что пацан из питерской подворотни очень круто поднялся, дослужившись до президента, и это значит, что любое свое действие он должен заранее согласовывать с охраной. Он политик, и это значит, что побыть одному не удастся и каждый его шаг в этом путешествии запечатлеет "Раша тудей". Поэтому он обречен идти по вымершему городу Санкт-Петербургу, как год с лишним назад, в день инаугурации, ехал по вымершей Москве.

Человеком быть не очень получается.

Получается другое. Неловкая демонстрация скорби, которую в тот же день покажут по всем гостелеканалам и запустят в Сеть. Рунет откликнется соответствующими комментариями, среди которых самые глубокомысленные будут посвящены его одиночеству, а музыкальный клип, сопровождаемый знаменитой мелодией из "Крестного отца", отыграет образ безутешного мафиозо. Эта нечеловеческая музыка завершает сюжет, который давно уже перестал быть новостным, но все не отпускает. Ибо сюжет вечный: смерть, память, утрата, человеку плохо.