На Селигере Путин был благодушен.

Это новый образ национального лидера, которого мы привыкли наблюдать совсем в других ролях. Беспощадного борца с террором и заложниками. Непримиримого оппонента в дискуссиях о неуплате налогов и свободе слова. Чудотворца, способного в ходе "прямой линии" осчастливить нескольких простых сограждан и завербовать миллионы тоже простых, но пока не осчастливленных. Еще недавние выборы подарили нам Путина яростного, призывающего своих сторонников умереть под Москвой, и Путина плачущего, вступающего в покоренную Москву.

Понятны причины этого благодушия.

Впереди шесть не то двенадцать лет безмятежного, как он полагает, царствования. На всякий случай приняты законы, карающие за чрезмерную митинговую активность и за клевету. Подобраны ключики к Интернету, и это лишь первый шаг на той дороге в тысячу ли, что ведет в Китай. Иностранные агенты, которые прикидывались правозащитниками, разоблачены и названы своими настоящими именами.

Путину приятно было поговорить обо всем этом со своими юными селигерскими друзьями. О "белых ленточках", например, которые он однажды спутал с презервативами, а теперь объяснился: мол, никого не хотел оскорбить, а просто "было обидно за тех людей, которые используют наработанные где-то за бугром технологии". Или про тех же агентов, которых Владимир Владимирович за тем же бугром много повидал, но это же "были другие резиденты и другие агенты", а не те, которых теперь будем штрафовать на 5 миллионов. А что касается клеветы, то "представители шоу-бизнеса, искусства (в широком смысле этого слова)", бизнесмены - они за возвращение этой нормы еще спасибо скажут. Поскольку "возможность обратиться в суд за защитой чести и достоинства, за восстановлением своего доброго имени может иметь материальное измерение".

И не беда, что Путин спутал в одной фразе две статьи - действующую административную и вновь введенную уголовную. Куда важнее доброжелательная тональность, в которой эта фраза была произнесена. Дух примирения и согласия, витавший над Селигером.

В том же духе долгожданный гость высказывался и о сменяемости власти. Представляете, он "легко" мог "поменять Конституцию и... избраться на третий срок". Однако "не стал менять эту Конституцию под себя" (это сделал за него, добавим, благодарный преемник, увеличив срок президентских полномочий), ушел в премьеры и только потом "в соответствии с той же самой Конституцией... баллотировался... и был избран". Иными словами, "для развивающейся страны с развивающейся демократией, для такой страны, как Россия, это крайне важно - оставлять все самое лучшее", и вот он сидел в окружении селигерских, осознавая себя самым лучшим, и это тоже заметно улучшало его настроение.

Благодушный Путин еще любопытен тем, что выбалтывает о себе больше, чем Путин обозленный. До боли знакомый нам не вполне уверенный в себе президент привычно контролирует свои речи. Напротив, президент, расслабившийся в атмосфере всеобщей любви и чинопочитания, уже не скрывает задавленной некогда веры в свою избранность. В широком смысле слова.

Важно только не разрушать эту благодушную атмосферу. Водить дорогого гостя подальше от тех палаток, где какой-то затаившийся враг написал "Путин, уйди сам!" А потенциальных несогласных изолировать силами ФСО, чтобы они не лезли со своими не подготовленными заранее вопросами - про Pussy Riot, допустим, или про Навального. Или про ловкую рокировочку в тандеме, которая едва не взорвала страну. Это и вообще было бы бестактностью, и грозило обернуться последствиями самыми непредсказуемыми. В частности, мы могли бы тогда увидеть совсем другого Путина - злого, беспощадного, яростного, оскорбленного, а зачем нам это надо? Нагляделись уже.

Оттого так велико желание все оставить как есть: несогласных - в Москве, Путина - на Селигере. Остановить мгновенье, метафорически выражаясь. Или хоть насладиться этим мигом, покуда время снова не пошло вспять.