Все приговоры, которые российские суды выносят по делу "ЮКОСа", вызывают двоякое чувство. Это как бы две фразы. Одна очень энергичная и с восклицательным знаком в конце. Другая куда мягче, и заключен в ней некий риторический вопрос, продиктованный усталостью и ощущением тотальной безнадеги. Причем обе матерные, а если перевести их на язык, пригодный для цитирования, то получится что-нибудь вроде "этого не может быть!" и "вы ожидали чего-нибудь другого?"

Ответ на риторический вопрос довольно сложен.

Конечно же, никому не хочется выглядеть наивным глупцом, оттого и людям, которые лично оскорблены всеми беззакониями, связанными с процессом Ходорковского-Лебедева, остается лишь скорбно разводить руками: "Ничего другого не ожидалось и быть не могло". Однако человек так устроен, что склонен надеяться даже в ситуации заведомо проигрышной.

Поэтому накануне вчерашнего заседания Мосгорсуда надежда опять единоборствовала со здравым смыслом и опытом, подсказывавшими единственно возможный исход дела: карательный приговор. Тупо повторивший на сей раз другой вердикт Мосгорсуда, который в 2005 году тоже снизил срок заключения Ходорковскому и Лебедеву ровно на год. Это можно было предугадать, вычислив алгоритм кремлевской судебной машины. А также склонность Путина к самоповторам, рассказывает ли он о том, что у МБХ "руки по локоть в крови", или задумывается о преемственности приговоров по делу "ЮКОСа".

Впрочем, надежда на перемену участи Ходорковского и Лебедева тоже строилась не на песке. Все-таки за время, прошедшее между данилкиным судом и нынешним, случилось немало интересных событий. Например, помощница Виктора Данилкина Наталья Васильева очень убедительно рассказала о том, как мучился ее бедный начальник в поисках юридической истины и как остро в его кабинете пахло корвалолом. А чуть позже слова Васильевой подтвердил экс-администратор Хамовнического суда Игорь Кравченко.

Ну как тут было не надеяться? Скандал-то вышел первостатейный, и в любой нормальной стране правоохранители рыли бы носом землю, отыскивая улики против разнообразного начальства, подозреваемого в давлении на суд, и центральные газеты неделями извещали бы читателей об этих новостях, одновременно проводя свои журналистские расследования. А у нас - вяло огрызнулся Мосгорсуд, вяло погрозил иском Васильевой судья Данилкин, вяло выступил по телевидению - и дело заглохло, а саму помощницу попросили тихо уволиться с работы.

Наконец, дней за пять до заседания Мосгорсуда слегка обнадежил наше еле живое гражданское общество и сам президент. Он послал нам сигнальчик, месседж, говоря по-русски, сообщив в ходе пресс-конференции, что выход Ходорковского на свободу абсолютно ничем не опасен для Родины. Впадая, как в ересь, в неслыханный оптимизм, в этой краткой реплике можно было даже расслышать ободрение по адресу судьи Усова. Хотя расслышать следовало прямо противоположное: Ходорковского не боюсь, потому что есть кое-кто пострашнее... По-видимому, с учетом этой правовой коллизии Мосгорсуд и вынес вчера свой приговор по делу.

Что ж, с тем же двояким чувством будем теперь ожидать продолжения процесса в суде Верховном - как в прошлый раз. А также новостей из Страсбурга, где нас когда-нибудь известят о неправосудности приговоров и даже оштрафуют Россию на какую-нибудь сумму, как бы соответствующую тяжести этого неблаговидного проступка. Вчера вот еще и господа из Amnesty International, внезапно прозрев, согласились признать Михаила Борисовича и Платона Леонидовича узниками совести, что может как-то повлиять на грядущие решения Европейского суда.

А Ходорковский с Лебедевым по-прежнему будут сидеть, надежды воскресать и таять, и только, пожалуй, главная надежда - увидеть на скамье подсудимых того державного мерзавца, который организовал им этот ад, - с годами лишь укрепится и когда-нибудь сбудется. Поскольку жизнь устроена гораздо справедливей российского правосудия, и эта неизбежная справедливость служит оправданием ее прискорбной медлительности.