А значит, им нужна одна война
Лев Рубинштейн констатировал, что каждое поколение советских/российских успешных менеджеров по-своему использует войну – миф о войне, воспоминание о войне, образ войны – говори как хочешь, неважно. И уточнять не надо. Война была одна – главная и единственная. Все остальные незнаменитые, как назвал Твардовский советско-финскую. Поскольку никакая другая с той, главной, несопоставима.
Впрочем, Рубинштейн говорит не о войне, а о победе. Причем победе, добавлю я, совершенно точно, единственной. А нынешние успешные менеджеры поминают не победу, а войну. Как раз победа-то и все, что с ней связано, прежде всего ее роль в социокультурном, национальном развитии страны, в появлении людей, по праву считающих себя победителями, не очень-то и прославляется. Так это было в первые послевоенные десятилетия, когда державная трактовка войны и победы не допускала ее гражданского толкования. И по-прежнему "сороковые роковые" рассматриваются в двух противоположных друг другу системах ценностей - державной и гражданской.
Сорок пятый год с его пафосом единства, победы, вседозволенности, с его резким повышением самооценки оставшихся в живых, с его непомерностью пространственного захвата и исторических последствий этого захвата ("мы в битвах решаем судьбу поколений"), – это совсем не то время, дух которого был бы близок нынешней правящей элите. Да и у населения не те настроения и не те задачи. Для строительства соцлагеря и реконструкции политического режима в СССР Сталину потребовалась борьба за мир. Задачи же нынешнего режима, как бы ни звали его персонификатора, несколько иные, сопоставимые с теми, что тот же Сталин решал в тридцатые годы.
И в числе способов решения этих задач были не только репрессии, но и большая война, которая, правда, приняла совсем не тот характер, который виделся Сталину в тридцать девятом году, когда он заключал союз с Гитлером. Вот этот год, с его напряженным и оправдавшимся ожиданием большой войны, притихшим населением, унифицированной системой управления, с упоением победами в приграничных конфликтах, с его надеждами на восстановление границ Российской империи, пожалуй, сопоставим с нынешним временем.
Все более явственно в рассуждениях об Украине, вплоть до сценария войны против нее с применением ядерного оружия, слышны отзвуки слов Молотова о Польше как "уродливом детище Версальского договора", прозвучавших в тридцать девятом. А постоянная угроза аннексии Абхазии и Южной Осетии (российским официальным опровержениям давно никто не верит) напоминает территориальные претензии к Финляндии перед "войной незнаменитой". А ведь есть еще и постоянная напряженность, поддерживаемая в отношениях с тремя государствами Балтии.
Державное самоутверждение – вот что началось в тридцать девятом. Казалось, что в союзе с Гитлером удастся поделить мир. И никаких проблем с населением и его самооценкой – кадровая армия весьма успешно действовала в локальных конфликтах, репрессивные органы быстро и успешно зачищали вновь захваченные страны. Поведение союзника в дальнейшем несколько изменило ход событий, но главным его следствием стало вовлечение миллионов людей в большую войну, сделавшее их причастными к судьбе родины, к ее истории. Их гражданское самоутверждение.
Война и победа имели серьезные отдаленные исторические последствия. "Лейтенантская проза" заложила мину под советскую власть. Несмотря на все старания агитпропа, образ фронтовика не удалось сделать умилительно лояльным, а победу превратить в средство легитимизации советского политического режима. А уж нынешнего – тем более.
И потому нынешняя политическая элита славит войну в самом что ни на есть примитивно-милитаристском ее понимании. Войну, а не победу. И потому ведется пропаганда насилия, подавления, территориальных захватов, но ни в коем случае не гражданского подвига. Перенос Бронзового солдата в Таллине, превращавший этот памятник из символа оккупации и геноцида собственно в памятник, был поводом для внешнеполитического хулиганства. Но никто из официальных лиц и привластных молодежных движений не осудил снос в Ташкенте памятника семье кузнеца Шамахмудова, в войну принявшей пятнадцать эвакуированных детей.
Чтили бы победу – тратились бы не на парады и ленточки, а на помощь старикам. Но не получается: надо побряцать оружием и различными частями тела. Чтобы о победе – ее цене и значении – никто не вспоминал.
Статьи по теме
Папа или Сталин?
Все они прошли через все и встретились уже в конце сорок пятого года. И все это для того, чтобы через полтора года появился на свет тот, кто пишет эти строки. И вопрос о том, кто главнее – папа или Сталин, для меня не стоит за очевидностью ответа.
Пораженье от Победы
Сегодня Россия встречает очередной День Победы, играя желваками, хмуро озираясь по сторонам. Патриоты правят бал. Кругом враги, впору возводить новый железный занавес. И снова нас пытаются консолидировать на основе общей Победы, снова "народ и партия едины".
От пораженья до победы
Можно сказать, что мы победили благодаря сталинскому руководству и созданной Сталиным системе. Другая в тогдашних условиях просто не могла действовать. Но благодарить Сталина за столь ужасную по своим жертвам победу как-то не хочется.