"Неважно, какой у нас режим и что он делает в России, но поскольку это твоя родина, ты должен принять все это и помочь государству, если оно позовет". Эту идею агенты ОГПУ-КГБ и советские дипломаты вдалбливали в головы эмигрантам до тех пор, пока сами в нее не поверили.

Перенос идеи на внутренний рынок оказался неожиданно плодотворен. Людям, обнаружившим, что они дети и внуки тех, кто выжил в продолжавшейся тридцать лет бесславной гражданской войне, было очень важно найти опору в открывшейся бездне малоприятных исторических подробностей. Идея всеобщего примирения, телевизионный образ истории, где все умилительны - и Николай II, и Ленин, и чекисты, и зеки, где все страдали, но и все "строили", где есть общие символы - салат "оливье" и Гагарин, - все это оказалось с восторгом принято. И не только в России, но и в эмиграции третьей-четвертой волн, среди оказавшихся за рубежом советских детей, которые, повзрослев, с восторгом смотрят мультики про крокодила Гену.

Поэтому усилия путинских идеологов с целью приватизировать в качестве элементов "общей истории" наследие русской эмиграции не встречают на Западе почти никакого сопротивления - тем более когда в России появились деньги. Скупают архивы и антиквариат, выкапывают из могил и отправляют в Москву прах тех, кто упокоился на чужбине. "Газпром" приобрел символ русской интеллектуальной среды в Европе - газету "Русская мысль" - и переделал ее в таблоид.

Русская эмиграции, точнее, та ее относительно небольшая часть, что не хотела или не могла интегрироваться в окружающее общество, питала иллюзию, что ее несладкое бытие не напрасно. "Мы не в изгнаньи - мы в посланьи", - говорили люди постарше, подразумевая, что они должны донести до западного общества свет русской культуры. Их дети, понимая, что Запад способен воспринять только наиболее симпатичные и понятные ему элементы "русскости", надеялись придумать что-то, что окажется жизнеспособно уже в новой, очищенной от коммунистов России.

Ошиблись и они. И новое российское общество опять же схватило и использовало элементы, но совершенно не готово перенести к себе и адаптировать сложившиеся в эмиграции структуры. Пшик получился из попытки перенести в перестроечную Россию деятельность самой крупной эмигрантской партии - Народно-трудового союза, пшик вышел из эмигрантской благотворительности, пшиком закончатся и все усилия передать Русской православной церкви наработанные в эмиграции модели русской церковной жизни.

На прошедшей неделе церковно-политические новости крутились вокруг двух сюжетов: "объединительного" собора и архиерейского совещания РПЦЗ и отстранения митрополита Василия (Осборна) от управления находящейся в Великобритании Сурожской епархией. Две крупные (хотя и несравнимые между собой) церковно-административные единицы за десятилетия пребывания в эмиграции выработали разные модели православия с русскими корнями, по-разному интерпретирующие его роль в современном мире. Модель Сурожской епархии, номинально находившейся в составе РПЦ, но на деле обладавшей широкой автономией, подразумевает распахивание "этнических" границ русского православия, активное сотрудничество с другими конфессиями, миссионерство среди иноязычных, верующих и неверующих. РПЦЗ, наоборот, сохраняла модель очень "русского" православия, своей экзотичностью привлекавшего и иностранцев, которые должны были "обрусеть", чтобы приобщиться к этой среде. Такое "сектанство" ограничивало круг приверженцев, но сохраняло церковь и было по-своему вполне жизнеспособно. Однако обе модели подразумевали активное участие мирян в делах церкви, борьбу духовенства за каждого члена общины, самоорганизацию приходов и налаживание в них общинной жизни.

Все это полностью противоречит современному укладу жизни РПЦ - как в административном, так и в идеологическом отношении. А стало быть, у "большого брата" нет особой идейной заинтересованности в объединении, нет желания уступить, чтобы приобрести что-то важное. А вот додавить, взять силой или по дешевке, а потом использовать по своему разумению - это пожалуйста. Не брак равных, а наложничество зависимой предусмотрено для РПЦЗ Московской патриархией.

Присоединить, пусть номинально, "зарубежников" в рамках неофициальной государственной программы по расширению влияния современной России за границей - благое дело. Использовать в недалекой перспективе их собственность и инфраструктуру - тоже неплохо. А вот всерьез считаться с мирянами или представлять на соборах подробные финансовые отчеты никому в нынешнем руководстве РПЦ не надо. И дискуссий на соборах между архиереями тоже не надо. А того, кто будет особо этого хотеть, не подпустят к микрофону. На сей счет опыт велик.

Впрочем, понимают это и в РПЦЗ. Поэтому вместо красивого объединительного собора получился конфуз. Даже магия личности президента России, обратившего взгляд на вечных аутсайдеров, обещанные спонсорские средства и практические соображения о "вымирании" церкви без притока новых прихожан не решили принципиальных противоречий между "белым" (а теперь это и "западный") и "советским" менталитетом. И торг, которым завершились РПЦЗ-шные мероприятия в Сан-Франциско, подчеркивает это особенно ясно. "Ну вы хотя бы формально скажите, что назначать епископов по согласованию с чекой и стучать на прихожан - плохо, а то у нас не все вам верят", - просят с одного берега Тихого океана. "Будете лапочками, закроете свои приходы в России - мы вам дадим в управление наши в тех странах, где мы вам же в пику их открыли", - отвечают с другого.

Наверное, на чем-нибудь они сторгуются. Но РПЦЗ как ментально иной части Русской церкви суждено еще долгое и по сути абсолютно самостоятельное существование. Кроме тех моментов, когда ее будут звать к хозяину.