статья Сладострастие и разврат. Часть вторая

Михаил Эпштейн, 06.03.2002

На первый взгляд кажется, что переход от разврата к сладострастию более свойствен движению возраста: по мере того как убывают запасы семени и физической силы, чувственная потребность сосредотачивается и углубляется. Но возможны и обратные переходы, когда человек бросается в разврат именно потому, что чувствует убывание своих сил и хочет поскорее их растратить, т.е. не компенсировать возраст, а утрировать; стареть - и одновременно старить себя. Для сладострастия нужна особая сила воздержанности, сосредоточения, смакования каждой чувственной подробности, медленной истомы - для некоторых натур непосильна такая сдержанность, им легче взорваться, сгореть, выложиться в крутых и резких порывах.

Лирический герой позднего Блока - явно из породы развратников, которым важно как можно полнее истощить, опустошить себя и через это "ничто" соприкоснуться с бес-конечностью (которая тоже - "бес-"). Разврат читается в его стихах - как звонкое чувство опустошенности, когда сам себе кажешься стеклянным, когда змеиный рай оборачивается бездонной скукой:

О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы с тобой
В объятья страшные. Чтоб долго длились муки,
Когда - ни расплести сцепившиеся руки,
Ни разомкнуть уста - нельзя во тьме ночной!

Я слепнуть не хочу от молньи грозовой,
Ни слушать скрипок вой (неистовые звуки!),
Ни испытать прибой неизреченной скуки,
Зарывшись в пепел твой горящей головой!

Как первый человек, божественным сгорая,
Хочу вернуть навек на синий берег рая
Тебя, убив всю ложь и уничтожив яд...

Но ты меня зовешь! Твой ядовитый взгляд
Иной пророчит рай! - Я уступаю, зная,
Что твой змеиный рай - бездонной скуки ад.

Февраль 1912

Признак разврата - скука, раздражение, презрение к его соучастникам и обстоятельствам. Разврат читается в лирических излияниях Есенина, и вообще это более свойство удалых российских натур - саморастратчиков, ревнителей и любовников широты-пустоты.

Сыпь, гармоника. Скука... Скука...
Гармонист пальцы льет волной,
Пей со мной, паршивая сука,
Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали -
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?

Здесь вспоминается пушкинская "Сцена из Фауста":

Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...

А вот у Фета и Пастернака читается скорее опыт сладострастия, они замечательно передают состояние дрожи, трепета, нагнетание чувственных подробностей; они умеют цедить влагу желания, разбивать ее на медленные капли.

Моего тот безумства желал, кто смежал
Этой розы завои, и блестки, и росы;
Моего тот безумства желал, кто свивал
Эти тяжким узлом набежавшие косы.

Злая старость хотя бы всю радость взяла,
А душа моя так же пред самым закатом
Прилетела б со стоном сюда, как пчела,
Охмелеть, упиваясь таким ароматом...
А. Фет

Как я трогал тебя! Даже губ моих медью
Трогал так, как трагедией трогают зал.
Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,
Лишь потом разражалась гроза.
Пил, как птицы. Тянул до потери сознанья.
Звезды долго горлом текут в пищевод,
Соловьи же заводят глаза с содроганьем,
Осушая по капле ночной небосвод.

Б. Пастернак

Как ни странно, среди потенциальных развратников есть вполне целомудренные люди, к числу которых можно отнести Владимира Соловьева и Андрея Платонова. Их структура саморастратная и гиперболическая, и как один отдает себя неистовым эротическим грезам о Софии (небесной и земной), так другой - эросу труда и техно-социо-утопии. Они истощают себя духовным эросом, но при этом остаются экстатическими личностями, что на языке плотского эроса читается как разврат. Василий Розанов же был скорее сладострастником, у него много чувственной неги, масляности, смазанности, семенистости; он пишет про свое масляное брюхо, имея в виду ручные игры с собой. Эта вязкая, густо-жидкостная стихия вообще близка сладострастию. Сладострастием отмечена проза Бабеля и Набокова, у которых преобладает чувственная отсрочка, медлительная полнота, упоение подробностями. Развратник более сух и вообще не любит сладости, его скорее влечет соленое, кислое и горькое.

Кстати, сходная разница между сладострастием и развратом прослеживается и в алкоголизме. Венедикт Ерофеев - сильный пример алкогольного разврата, когда питье само по себе не доставляет удовольствия, но есть потребность "огорчать" и сжигать себя. Алкогольный сладострастник, напротив, предпочитает "горькой" всякие коньяки, ликеры, шампанское, сладкие крепкие вина.

Михаил Эпштейн, 06.03.2002