Я болею. У меня насморк и скоро будет бронхит, тогда я лягу и умру. У меня обнаружилась аллергия на сульфаниламиды, Юра сказал: "Тогда у тебя выбор между колдрексом и антибиотиками". Я выбрала колдрекс, потому что антибиотики убьют моего внутреннего аллигатора, я уверена. Я сижу в редакции с градусником во рту. У меня включен редакционный телевизор, там рекламируют какую-то зеленую растворимую дрянь для тех, кто еще не лег и не умер. Я не хочу дрянь, я хочу "Последнего героя", потому что про него надо статью писать. Градусник говорит: "Ой, дура, у тебя тридцать семь и шесть, иди домой". Сам иди, говорю, я уже дома, у меня уже начались приятные галлюцинации, какие-то крики птиц пошли, и море-волнуется-раз, мне видятся пальмы и острова, и какие-то плоды растут, хорошо мне, уйди. Дура, говорит градусник, это заставка.

Ой, это и правда заставка, с буквами, - не бывает же галлюцинаций с буквами? - похоже на оформление книжки "Два капитана", счастливо непрочитанной мной в детстве. По экрану идет Бодров, брат всех животных мужского пола, с серьезной мордой, и говорит что-то драматическое, - особенно мне нравится пассаж про то, что "все эти люди могут больше потерять, чем найти, и даже победитель может меньше найти, чем потерять", - что-то такое, очень сильно впечатляющее человека, у которого тридцать семь и восемь. Смотри, вертолетик! - говорит градусник. Это да, Бодров грузится в вертолетик, но не замолкает, а продолжает что-то вещать, камера уууух-вниз! - там маленькие человечки в ярких спасательных жилетиках отбуксовывают большие плоты с каким-то скарбом в сторону красивых островов - не то чтобы Робинзоны, нет, но такие... Пятницы.

Это, говорит градусник голосом Бодрова, две команды, одну зовут "Лагартос", а другую "Тортугас", в них по восемь Пятниц, и бабы тоже попадаются, ничего такие вполне. Они приведут на острове тридцать восемь и один день и будут друг друга есть. Ты что, говорю я градуснику, ртутью отравился? Kакое в жопу "есть"? Фигурально, дура! - говорит градусник, - это у них метафора такая, в смысле раз в три дня каждое племя общим голосованием кого-нибудь выкинет на фиг, и так пока не останется один человек всего. И ему дадут три миллиона рублей. Если его до этого не съест какое-нибудь нефигуральное животное типа аллигатора.

Ой, говорю я, там что, натурально аллигаторы? Дура, - говорит градусник голосом актрисы Лены, члена одной из команд, - это острова Бокас-дель-Торо, там полно водится всякого ужаса, ты б там легла сразу и умерла со своими тридцать восемь и три. "Лагартос", говорит, это типа ящерицы, а "Тортугас" - это черепахи. Вон, видишь, Пятница в песке роется? - черепашьи яйца нашел, щас съест. Им, говорит градусник, дали с собой тушенки и еще какой жратвы, они уже ссорились тут: открывать типа - не открывать, одна Пятница даже рыдала: люди, говорила, вы же звери. Но они не открывают пока, жрут кокосы. Один дядя говорит: "Много ли людей, живущих в Москве или Киеве, могут сказать, что наелись кокосов, аж тошнит?", а другой ловит крабов и оператору жалуется: "Поймал краба, все набежали, дал каждому по ноге - самому ничего не осталось". Дурак, думаю, надо было каждому по голове дать, все крабы твои. Но драться им, кажется, по правилам нельзя. А то был бы у нас не "Последний герой", а "Королевская битва".

Нет, правда, говорю я градуснику, офигенно же красиво там, или это у меня просто тридцать восемь и шесть? Дура, говорит Бодров, это у них задание, плавать с факелами и зажигать фитили, представляешь, как бензином воняет, - но красиво же, да? Красиво, красиво, красиво - тропики, ночь, огонь, полуголые Пятницы, даже одна модель там есть, ничего себе такая Инна, все блестит, - а если не зажгут факелы, говорю, то что? Бодров смотрит на меня нехорошо и говорит нежно: команды соревнуются друг против друга, деточка, кто проиграет, щас пойдет кого-нибудь выкидывать на общем собрании, а кто выиграет - дадим тому огонь, сами они вон не смогли развести, Пятницы наши масенькие. И правда, дают одной команде пятнадцать спичек (весело будет, если им коробок не дадут! - говорит градусник), команда ликует, другая команда, замерзшая и голодная, плетется к себе на остров голосовать.

Ой, говорю я, смотри: Бодров в роли председателя комитета комсомола, ходит, типа, среди несчастных проигравших, щупленький, в рубашечке, красивый такой в свете факелов, в игре пальмовых теней, ну, говорит, "вместе жили, делили еду, а теперь надо Вычеркнуть Человека Из Жизни", ставим, говорит, на тайное голосование: кого едим? Едят в результате девочку Лену (она, кажется, днем визжала, ящерицу завидя, и на вылупившегося крокодильчика говорила: не трогайте его! дайте человеку отдышаться!) - тридцати четырех лет, актрису, красивую, между прочим, и нежную, но нервную немножко. Вот она рыдает, говорит: ах, "я приняла удар на себя, быть первым больно и стыдно", хлюп, хлюп. Самое интересное, говорит градусник голосом моей совести, как каждый из них мотивировал в камеру - за что ее того: потому что "так лучше ей" или потому что "так лучше нам". Злые люди, Карнеги на них нет. Один даже сказал: "Она должна жить в помещении с ванной и нормальным питанием", - такая киса. Ты не ерничай, говорю я, у меня хоть и тридцать восемь и девять, но я все равно понимаю, что это лучше, чем "За стеклом", может даже в тыщу раз.

Это почему? - говорит градусник, - это почему же? Понимаешь, говорю я, вот я сижу в редакции, двенадцать часов ночи, у меня тридцать девять и одна, и вот я смотрю в экран - что я вижу? Я вижу: а) взрослых людей с осмысленным выражением лица, б) ну очень офигительные натурные съемки - смотри, смотри, аллигатор!, в) они делом заняты хоть каким-то с утра до вечера - жрачку там искать, навесы строить, не знаю, между прочим, одна Пятница привезла туда книжку "Наши любимые песни", это же охуеть! - и пела по ней "Мурку"! - это же лучше, говорю я, чем мотню чесать с утра до вечера и играть в цирк, как слабоумные дети, с которыми я однажды работала, не приведи бог повторить; г) понимаешь, в отличие от застекла тут нельзя идентифицироваться с ними, они хоть и "простые люди", но в позиции нынешной островной - они супергерои, 16 супергероев, их можно только любить издалека, я девочка, мне это - ах; д) у них там коммунальное выживание, а не коммунальное сожитие, - это все-таки интереснее, знаешь, чем "Жаааанна! Помой оооокна!"; е) и тот факт, что они не только друг против друга, но и команда против команды - делает все интереснее, ну, хоть менее предсказуемым, что ли, плюс смена ролей постоянная: то ты один за всех, то сам за себя - прикольно; ж) я твердо знаю, что там хоть один человек, но настоящий. Подкупленный, может, или что - это не знаю я, но он вот не актер, и вообще такой в реальной жизни человек, способный вполне поехать на остров и червяков там жрать.

Ой, говорит градусник и подпрыгивает, ты откуда это, мать, знаешь? Ты, говорю, не прыгай, у меня и без тебя ручки дрожат, а знаю я - морда у него знакомая, а потом я еще звонила старшему товарищу Максу Фраю, когда ты отвернулся и накачивался ртутью до тридцати девяти и двух, и нажаловалась, что надо писать про "Последнего героя", а хочется, как говорил другой старший товарищ, не работать, а "кого-нибудь и конфет". Мне, говорю, в целом нравится, ты знаешь, красиво, Пятницы бегают, все такое, но ох... А сейчас тебе станет веселее, сказал мне старший товарищ Макс Фрай. Ты знаешь, что Сергей, который "Сергей-журналист" из "Лагартоса", - это Спайкер? И мне немедленно стало веселее, несмотря на тридцать девять и три. Спасибо, говорю, старший товарищ. Еще бы, правда, конфет и кого-нибудь, но все равно спасибо. Потому что Спайкер - это который "Спайкер&Собакка", лауреаты премии "Дебют" в номинации "Большая проза" за 2000 год - такого романа, как они жили в Лондоне полгода среди наркоманов и подонков, воровали и ширялись, "русский сюрприз королеве-маме".

Дура, говорит градусник голосом рассерженного аллигатора, я тебе счас лопну тут на фиг, несмотря на твои тридцать девять и четыре, будешь знать, как подгонять действительное под желаемое: ты посмотри, что у них на сайте написано: "Зрители ОРТ станут свидетелями грандиозного шоу, сочетающего кинодраматургию, телевизионные технологии и реальную жизнь", - вот кинодраматургия - это, по-твоему, что? Это, по-моему, сценарий, говорю я, по-моему, это сценарий, да - но это, по-моему, еще и такой честный ход - никто-никто, сказал он, и вылез из вертолетика (у меня звенит в ушах), никто-никто, сказал он, спускаясь вниз по лесенке (у меня звенит в голове), никто-никто, сказал он, маша руками на операторов (у меня звенит в позвоночнике), никто не скажет мне, что я тиран и сумасброд, если я сразу, заранее признаюсь, что я тиран и сумасброд. Но ведь градусник, говорю я, ой, градусник, - и он звенит мне в ответ - ведь раз в неделю, по субботам, даже под мои тридцать девять и семь, - ведь пальмы, факелы, крокодилы, Пятницы - ведь это же красиво, градусник, красиво, красиво, это хотя бы красиво...