Генеральный прокурор кантона Женева Бернар Бертосса объявил наконец свою прокурорскую волю. Подвел долгожданную черту. Из суммы залога, выданного когда-то за освобождение Павла Бородина, он намерен вычесть $176 тысяч. Это сумма штрафа, к которому приговорен Пал Палыч за отмывание денег.

После вынесения вердикта исполнительный секретарь платить категорически отказался. Но платить ему и не придется: наоборот, Родине за Бородина вернут переплаченные 4 с гаком миллиона швейцарских франков. Адвокат Генрих Падва, которого недавно спрашивали насчет обжалования приговора, реагировал уклончиво: поглядим. Но выражение лица уважаемого юриста сомнений не оставляло: мол, завхоз на свободе, какого нам еще рожна...

Конечно, напоследок не обошлось без мелкой подлянки. К сумме штрафа Бертосса не постыдился прибавить еще $35 тысяч - за следственные издержки. То есть за клетку для птички, баланду и конвойную службу. А ведь мы так не договаривались. Или договорились?

В том, что судьба оштрафованного с самого момента ареста и до последних подследственных дней была предметом нелегких закулисных переговоров, особых сомнений нет. Ясно также, что поиски компромисса велись в пространстве между тюрьмой и сумой, набитой деньгами. Точнее, вокруг суммы, которую Родина готова была выложить за своего международного чиновника, так жестоко поплатившегося за любовь к банкетам. Судя по размерам залога, России предлагалось выкупить Бородина по цене хорошего транша. Судя по тексту прокурорского решения, в теплых доверительных беседах нам удалось переубедить своих скаредных оппонентов. Это и неудивительно: наши переговорщики известны на весь мир своим замечательным мастерством. Начиная с премьера.

Чему нас учит история с Пал Палычем Бородиным? Она учит нас скромности и робости в общении с внешним миром, который гораздо опаснее и коварнее родной страны. Она учит нас никогда не забывать на прикроватной тумбочке дипломатический паспорт и не кидаться в путешествия, доверчиво откликаясь на сомнительный пригласительный факс. Она учит нас простой истине: отремонтировал свой дворец - и сиди дома, не беги хвастаться к чужим ребятам. Обидят и деньги отберут.

Внешне Пал Палыч всегда производил на автора этих строк впечатление человека, ворующего в таких масштабах, какие даже для современной России представляются чрезмерными. Такое уж возникало чувство, едва кремлевский завхоз появлялся где-нибудь на людях: дать интервью, порассказать о своих путешествиях (про папский дворец в Ватикане: "чистенько, но бедненько"), поквитаться с врагами, погулять под вспышками кинокамер с высокопоставленными гостями столицы, поразмышлять вслух о единой судьбе народов России и Белоруссии.

Бессмертный образ исторического героя и сподвижника, рангом никак не ниже Меншикова, рисовался тут же, едва на телеэкране появлялся Бородин. Этот голос, повадки, особого рода сановитость, какая бывает только у господ, приближенных к царю и казне, - все выдавало в Пал Палыче человека, для которого государственная кормушка есть источник неусыпных радений и забот. Но виделось и нечто иное: при всей своей сытости и сановности Бородин как-то по-мальчишески вспыльчив. При всем своем кремлевском хитроумии он простоват. При всем своем сребролюбии - отважен и смел.

Вот храбрость его и сгубила.

О том, что исполнительному секретарю российско-белорусского союза на Западе лучше не появляться, известно было с незапамятных времен. Равно как и о том, что уж давным-давно на его имя швейцарская прокуратура выписала соответствующий ордер, скоро ставший международным. Сотрудникам ФБР в аэропорту Кеннеди и федеральному судье Бруклина просто ничего не оставалось, как отправить Пал Палыча в американский СИЗО. Если бы Бородин безнаказанно погулял на инаугурации и вернулся в Россию, то вышел бы скандал покруче нынешнего. Поскольку между правительствами Швейцарией и США подписан договор об экстрадиции, а соглашения надо выполнять. Американцы поступили так, как велит закон. Появившись в Нью-Йорке, Бородин загнал их в ловушку. Они были обречены, бедняги.

Пал Палыч этого не знал или не желал знать. Так бывает: человек, искушенный в нашей эксклюзивной юриспруденции, начинает, постепенно зарываясь, оценивать весь мир по отечественному лекалу. Разнообразные угрозы, звучащие в его адрес, как и многотомные уголовные дела, вызывают не страх, но злость. С этими унизительными угрозами хочется поскорее покончить, как это всегда удавалось сделать в России. Да как они смеют, в конце концов? Да понимают ли, с кем разговаривают?..

Теперь, вдоволь наговорившись с адвокатами и намолчавшись на допросах, Пал Палыч очень повзрослел. Теперь он может делиться с нами своим бесценным опытом. Этот опыт, местами трагический, в целом оптимистичен. Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы. Воруй, но люби Родину, делись с ней, и она тебя не оставит - такой вывод мы сделаем, брезгливо отбрасывая швейцарскую бумажку с ничтожным приговором. Для нас это не деньги.

Короче говоря, все. Отмучились мы с нашим героем. Мы идем с ним по русско-белорусской земле с гордо поднятой головой и недвусмысленным жестом выражаем на ходу свое отношение к Швейцарской Конфедерации. Женевская тюрьма плачет по нам навзрыд злобными, бессильными слезами. Пусть подавится своим плачем и утрется штрафом. Два пальца вверх: это победа!..