статья Получите Пал Палыча

Илья Мильштейн, 12.04.2001

101141

Агитпоезд "Родина за Бородина" приплясывает на шпалах: Пал Палыч свободен! Решением женевской обвинительной палаты исполнительный секретарь российско-белорусского союза выпущен под залог в 5 миллионов швейцарских франков. Более того: внеся залог, Бородин может вернуться в Москву. Однако должен будет являться в Женеву по вызову следователя.

Между нами говоря, вряд ли явится.

Но это даже не самый главный вопрос. И вообще, странное дело: вопросов по поводу освобождения Пал Палыча куда больше, нежели по поводу ареста. Когда Бородина повязали в нью-йоркском аэропорту, событие это, вызвав бурю, не вызвало тоскливого чувства поруганной справедливости. Даже люди вроде Михалкова с Лукашенко высказывались в том смысле, что пусть, мол, Пал Палыч вор, но как же можно сажать его вдали от Родины... Все, в общем, понимали, что тюрьма Швейцарской Конфедерации плачет по нему безутешно и давно. Всем ясно было, что дипломатическое унижение России подкреплено солидными юридическими основаниями. Оттого даже и во внешнеполитическом ведомстве нашем скандал был довольно быстро спущен на тормозах, и в голос отчаивался Лукашенко, и аккуратно отмалчивался Путин. Бородина сдали, забыли, не ждали. На его должность уже подбирали другого товарища. Ходили слухи, что новым секретарем станет то ли Тулеев, то ли ярославский губернатор Лисицын. Слухи не лишены оснований...

И вот - выпустили. Под залог, но на свободу. Условно, но в Москву. Видимо, во всем этом есть неведомый нам швейцарский смысл: у нас зря не сажают, у них зря не выпускают. Быть может, улик недостаточно, как в деле господина Михася... Возможно, сжалился судья: проблемы с сердцем, сахарный диабет, глубокая депрессия. Не исключено, что Россия дала серьезные государственные гарантии того, что Бородин будет доставляться в Женеву по первому требованию следователя Даниэля Дево. Должно быть, этим гарантиям швейцарцы беспечно поверили. В отличие от несговорчивого американского судьи.

Самый любопытный вопрос: охотно ли вернется на Родину узник? Конечно, он соскучился по семье, но вряд ли - по сослуживцам. Пару дней назад Le Temps опубликовала большую и сочувственную статью, где утверждалось, что Бородин переслал в Кремль письмо с угрозами раскрыть "некоторые маленькие тайны, касающиеся лично Путина", если бывший подчиненный его не вызволит. Статья могла быть и "уткой", но представлялась весьма достоверным свидетельством о состоянии, в каком пребывал российско-белорусский секретарь. А в том, что этих "маленьких тайн" про своих сослуживцев Бородин знает в избытке, сомневаться не приходилось.

В самом деле: мог ли Пал Палыч сам, по собственной инициативе, тайком от начальства и подчиненных притырить 25 или сколько там вменяемых ему в вину млн у.е.? Мог ли на свой страх и риск заводить личные счета в швейцарских банках и безнаказанно ими пользоваться? Мог ли, ни с кем не делясь, ворочать миллионами исключительно в собственных нуждах, на благо одной своей семьи? В нашем удивительном государстве многомиллионные взятки никогда не умещаются в одном кармане. Романтик может предположить, что частично они возвращаются даже в казну. Прагматик, высмеяв романтика, скажет, что искать эти доходы следует в разных местах, но на казну время тратить не стоит.

Короче говоря, швейцарский судья поразил всех: и американских законников, и отчаявшегося Бородина, и его хладнокровных кремлевских коллег. Скандальный арест обернулся скандальным освобождением. Таков уж, видно, персонаж этой судебной драмы, человек широкой души, размашистый, родной человек. Погулял на банкете - и вернулся. К подельникам.

Оттого прогноз прост: Родина встретит Пал Палыча шумно и хлопотливо, с цветами, шампанским и звучными поцелуями. И тихо отправит на пенсию, внятно посоветовав рассказывать свои "маленькие тайны" дома, желательно самому себе, за границу с ними не выезжать. Причем желание это окажется обоюдным: ни сослуживцам не захочется, чтобы Бородин ехал в Швейцарию, ни ему самому. Какая-нибудь болезнь не позволит. Со справкой от лечащего врача. С окончательной справкой, как выразился классик.

Илья Мильштейн, 12.04.2001