Когда в 1997 году на мадридском саммите НАТО принималось первое решение о расширении блока за счет стран Центральной Европы, оно стало одним из главных событий мировой политики: Североатлантический альянс перекочевывал на Восток, "сфера влияния" России сжималась как шагреневая кожа, но возражения российских политиков во главе с главным борцом против расширения Евгением Примаковым в расчет не принимались.

Между тем если бы не бессильный гнев Москвы, то первого расширения тоже никто бы не заметил. Никакой российской сферы влияния в Центральной Европе на тот момент уже не существовало. Польша, Венгрия и Чехия после проведения успешных экономических реформ, о которых номенклатурно-криминальная Россия может только мечтать, успешно интегрировались в цивилизованный мир. И в этом цивилизованном мире истерика примаковцев воспринималась не как защита российских национальных интересов, а как упрямое нежелание признать, что зловещий Советский Союз с его сферами влияния, танками и концлагерями для согласных и несогласных навсегда покинул политическую арену.

За пять лет после расширения стало ясно, что возмущаться по его поводу вообще не стоило. Вступление в НАТО Польши, Чехии и Венгрии мало что изменило, а главное, сам альянс оказался отнюдь не таким эффективным с точки зрения обеспечения мировой безопасности и умения реагировать на новые угрозы, как это казалось в 1997 году. НАТО, лишившись Варшавского договора, стало понемногу превращаться в еще одну вполне солидную и неповоротливую бюрократическую структуру, ищущую непыльных занятий, - так что Соединенным Штатам нередко приходится действовать, не дождавшись общего решения соратников по Североатлантическому союзу. И что может изменить в этой ситуации присоединение еще семи стран, непонятно.

То есть ясно, что самим новым членам вступление более чем выгодно: членство в НАТО – это, конечно, еще не вступление в Евросоюз, но определенная гарантия безопасности инвестиций и участие в общем оборонительном пространстве. А вот с точки зрения развития самого альянса появление новичков – вкупе с существованием советов Россия-НАТО и Украина-НАТО с не всегда понятными функциями – может еще больше усилить бюрократическую неразбериху в принятии ответственных решений. Потому что как раз ответственность – это то, что не всегда интересует европейцев на Западе, и то, чего всегда боятся европейцы на Востоке. Так уж сложилось.

Россия, конечно же, протестует и сейчас, хотя совершенно неясно, почему при новом формате отношений с НАТО, с таким восторгом воспринятым Владимиром Путиным, включение в этот самый новый формат новых стран угрожает российским государственным интересам. Впрочем, в отличие от 1997 года, российские протесты носят исключительно ритуальный характер, и сами протестующие это отчетливо осознают. Чего стоит одно высказывание главы МИД РФ Игоря Иванова в интервью Times: министр, с одной стороны, заявил, что расширение альянса вызывает у России серьезную обеспокоенность, а с другой, призвал фокусировать внимание на реальных проблемах, которые сейчас решаются советом Россия-НАТО, а не сосредотачиваться на мифических и теоретических угрозах. А от признания наследником Примакова того факта, что расширение – это угроза мифическая и теоретическая, до осознания того, что сам антинатовский курс недавнего прошлого и ставка на "традиционных союзников", щедро финансирующих мировой террор, – это политика, противоречащая национальным интересам России, политика недальновидная и опасная, – всего один шаг. И рано или поздно России придется этот шаг сделать.