статья Наречие образа жизни

Дмитрий Шушарин, 14.09.2009
Дмитрий Шушарин. Фото Граней.Ру

Дмитрий Шушарин. Фото Граней.Ру

Только с одной точки зрения - с языковой - хочу я взглянуть не на статью Медведева (уж насмотрелись), а на ее читателей. На тех, кому сама тема эта - политика, общественное развитие, национальная идентичность - хоть сколь-нибудь интересна. И неважно, по службе или по душе.

Никакого единого, общепринятого языка описания нынешней реальности нет. И главное, непонятно, где он может формироваться. Если принять за некий мейнстрим язык СМИ с наибольшим охватом аудитории, то есть центральные телеканалы, то это очень большой вопрос, формируют ли они собственно массовые настроения.

У части политически активного населения да, формируют. Вот живой пример: участника антипольской акции, активиста МГЕР спрашивают, какие факты он может привести в обоснование тезиса о фашистской идеологии современного польского государства, а также стран Балтии. И получают классический ответ человека массовой культуры: "А вы ТВ не смотрите? Там все факты на лицо, причем на разных каналах, даже на Рен-ТВ были отголоски правды... Кроме того, то, чем занимается поляцкое правительство уже ДАВНО ни для кого НЕ СЕКРЕТ... Новость на языке, как говорится" (орфография и пунктуация сохранены).

Парадокс в том, что представителями масскульта выступают члены организации, претендующей на элитарность и записывающей всех своих критиков в маргиналы. Это противоречит их самоидентификации. А реальному положению дел противоречит то, что эта организация в сущности ничтожна. Никого не представляет и объединяет совсем немного людей.

Так что получается, что телевизор выступает в роли зомбоящика, поставщика инструкций, клише и лозунгов вовсе не для массового населения - как некогда газета "Правда".

Впрочем, у газеты "Правда" был один существенный недостаток - она не имела развлекательного потенциала. Но весь советский агитпроп был нацелен на мобилизацию населения, а не на его отчуждение от политики. Современный же агитпроп (прежде всего телевидение) выполняет прямо противоположную задачу - отвлечь аудиторию от реальности. Либо развлекая, либо запугивая военными и криминальными сериалами, программами о всякой чертовщине, да и просто новостями о кознях грузинской разведки и американо-украинском заговоре против России.

Вот и получается, что нет никакого языка мейнстрима. Некий набор клише для описания общественно-политической реальности, страны и мира, базовых ценностей и принципов в массовой культуре не сформирован и не транслируется на большинство населения. И понятно почему: агитпроп не нацелен на решение позитивных задач. Он работает только в негативном режиме - очернение, разоблачение, запугивание.

Самая большая проблема СМИ, работающих на агитпроп, - это так называемый позитив. И дело не в нехватке материала, а в неспособности действующего агитационного аппарата доводить его до населения. Конверсия, как в том анекдоте, невозможна: сколько ни собирают детские коляски, все равно получается автомат Калашникова. Информационные программы, создающие образ осажденной врагами России, никогда не смогут сделать то, что особо удавалось советской программе "Время" с ее распевностью и убаюкивающей задушевностью.

Да и образ вождя не тот. Одно дело умиротворенный Леонид Ильич, совсем другое - суетливый и вечно недовольный Путин, которого, конечно, не в состоянии уравновесить улыбчивый Дмитрий Анатольевич.

Ну да ладно. Масскульт и мусорные молодежки - это не так уж интересно по сравнению с тем, на каких языках говорит политически озабоченная часть общества. И вот здесь мы наблюдаем картину мрачную. Ибо самым серьезным признаком деградации российской политической культуры и политического языка стало приоритетное разделение последнего на язык охранителей и язык оппозиции. Теперь ведь совершенно неважно, кого изобличает в тебе твоя речь - либерала, консерватора, коммуниста, троцкиста, националиста. На первом месте самый главный вопрос: ты за большевиков или за коммунистов? И не отвертишься, сказав, что ты за интернационал.

Вот этот текст, например, будет расцениваться как оппозиционный. Но я не оппозиционер уже хотя бы потому, что за политикой лишь наблюдаю, а сам в ней никак не участвую. И главное - нет у меня ни малейшего желания самоопределяться по отношению к власти. Мне не кажется это значимым.

Ведь власть никаких идеологических характеристик не имеет. Кто сейчас в России у руля? Левые или правые? Неважно. Главное, что у власти. А для всех остальных главное - не выходить за языковые рамки ее описания. Выйдешь - все. Попадешь в оппозицию. И обратно тебе ход только один - кряхти, но изволь помещаться.

Конечно, тут уместно было бы поиграть с оруэлловскими новоязом и ангсоцем, но я этого делать не буду. Все-таки за мыслепреступления пока не сажают, и никто особенно не печется об увеличении числа активных охранителей. Но если уж человек пишущий или ораторствующий вступает в их ряды, то он начинает рассуждать об окне или коридоре возможностей, изучать повестку дня, отвечать на вызовы времени, находить в статье Медведева программу авторитарной модернизации. То есть заниматься фальсификациями и мистификациями.

Дело в том, что это не просто птичий язык корпорации. Это язык, призванный скрыть отсутствие у авторов высказываний свободы в выборе тем, лексики, оценки событий и лиц. Не язык порождает реальность, как бы ни убеждали нас в этом политтехнологи. И не реальность - язык. Свободный человек - хозяин и реальности, и языка. Но выбор в пользу сотрудничества с властью лишает человека и свободы, и власти над реальностью, и возможности выбора языка.

Я говорю даже о сотрудничестве, а не об охранительстве. Оппозиционерами не рождаются, в оппозиционеры не рвутся. Но в нынешней России, где государственное объявляется тождественным гражданскому, сохранение гражданской лояльности в глазах государства означает нелояльность государственную. Между тем нынешняя российская государственность, как бы ни была она деформирована, по происхождению своему вовсе не тоталитарна, а потому сотрудничество с государством вовсе не тождественно сотрудничеству с советской властью.

Но деформации происходят. И не только государственные - человеческие. Нынче сотрудничество с властью означает отказ от гражданской лояльности. Собственно, все эти заметки - реакция на то, какие надежды вдруг появились после статьи Медведева. Это надежды на "исторический шанс", на создание некого "лояльного большинства", на которое обопрется президент. Это, конечно, повторение "путинского большинства" Глеба Павловского, тем более что идея была озвучена человеком его круга. Но при этом прозвучало предостережение: исторический шанс будет упущен, если "фантазировать про расследования взрывов 1999 года в качестве темы "повестки дня".

Полагаю, что комментировать здесь нечего. Разве что напомнить, что правосудие всегда на повестке дня. Ну, так ведь сказал же другой политолог-лоялист, что нынешние охранители - это прогрессоры в дикой стране, где свобода ведет лишь к пьяному безобразию, а потому их не интересует "высокоморальная деятельность по насаждению добра и справедливости".

Итак, лоялисты поставили перед собой невиданную историческую задачу: построить под властью тандемократов общество, в котором не существует различения добра и зла кроме как по принципу лояльности или нелояльности власти. Где нет такого общественного регулятора, как мораль, не соотнесенная с государственной целесообразностью. Да и права тоже нет.

И это возвращение в первобытность они именуют модернизацией. Авторитарной, правда, но модернизацией.

Нет, все-таки это новояз. А их цель - построение ангсоца. По-другому не скажешь.

Дмитрий Шушарин, 14.09.2009