Война в Южной Осетии нанесла удар по одному из любимых мифов русских националистов – о существовании заговора Запада против якобы единых в своих устремлениях православных.

После поражения Сербии в Косово русские националисты, а вслед за ними подавляющее большинство "воцерковленных" православных были уверены в том, что Запад (США, Ватикан и, конечно, стоящие за ними евреи) и в особенности страшное НАТО стремятся физически уничтожить православные народы – последних защитников Бога перед лицом Сатаны. То, что в НАТО состояла православная Греция и туда же стремились вступить не менее православные Румыния и Болгария, при этом игнорировалось.

Последние события опровергли эту главную идею исповедников "политического православия". Ставшее очевидным движение Украинской православной церкви от Московской патриархии, а затем массовая поддержка Михаила Саакашвили в Грузии показали, что ни о каком "единстве православных народов" речь идти больше не может.

Грузинская церковь, которая до 1918 года входила в РПЦ, была и остается одной из самых близких Московской патриархии церквей. Их взаимовлияние огромно. Многие русские монахи получали в советское время убежище на грузинской земле. Некоторые из них даже стали епископами Грузинской церкви. В свою очередь, они повлияли на восстановление в Грузии института монашества. На международной арене РПЦ и ГПЦ под давлением советских властей, но во внутреннем согласии выступали вместе.

Иконы Матроны Московской я видел три года назад в епархиальной резиденции в Зугдиди, равно как в православном храме в Цхинвали. По всему миру грузины в случае отсутствия своей церкви идут в храмы, принадлежащие русским общинам. Книги известного грузинского "старца" архимандрита Рафаила (Карелина) продаются в половине российских православных книжных лавок и являются важной частью формирования идеологии церковных фундаменталистов. Еще более этот русскоязычный по происхождению тбилисец популярен среди православных в самой Грузии.

И хотя после перестройки два близких друг другу религиозных института оказались по разные стороны баррикад, возведенных по политическим причинам они пытались решать проблемы в согласии, контрастирующем с той враждебностью, которой отличались отношения РПЦ с, например, РПЦЗ, Константинополем или Румынской патриархией.

РПЦ, например, пересилила хватательный инстинкт и не стала брать под свой контроль формирующуюся православную общину в Южной Осетии, даже когда та настойчиво просилась в состав Ставропольской епархии. Оставшиеся на территории Абхазии священники Грузинской ПЦ сначала де-факто, а потом и полуофициально получили возможность сослужить с духовенством Московского патриархата и тем самым фактически перейти под покровительство (но не подчинение) Краснодарской епархии РПЦ.

Крупный Ново-Афонский монастырь в Абхазии все это время пополнялся монахами, приезжающими из России и Украины, однако их присутствие на территории, формально окормляемой ГПЦ, не вызывало ее публичных протестов. В свою очередь, РПЦ старалась не накалять страсти и не позволяла публично служить там своим епископам.

В Тбилиси продолжали функционировать два "русских" храма. Свое "подворье" в Москве имела и Грузинская ПЦ. Обе стороны и сейчас стремятся во что бы то ни стало сохранить добрые отношения. Абхазы или южные осетины для них не являются предметом спора, поскольку являются в большинстве своем практикующими язычниками, поклоняющимися священным кустам и камням. Их номинальное "православие" могло разве что служить аргументом в политических спорах. На практике же руководители церквей хорошо знали цену этой пастве и не возлагали на нее особых надежд. В 2006 году Ставропольский архиепископ Феофан (Ашурков) провел по приглашению Эдуарда Кокойты "разведку боем" в Южной Осетии, и, посмотрев на местную православную общину, подчиняющуюся экзотической греческой секте, бесславно ретировался.

Участие в войне на стороне "православных" осетин против православных грузин мусульманских батальонов, а также авантюристов, набранных по всему Северному Кавказу, свидетельствует о том, что на Кавказе религиозный фактор ушел из политики. Экстремисты любого окраса могут использовать религиозные лозунги, хотя в действительности защищают локальные, но весьма конкретные интересы – распределения земли, воды, места на рынках и доступа к щедрой кормушке федеральных субсидий.

Чеченцы воюют с дагестанцами за контроль над пастбищами, балкарцы поддерживают радикальный ислам, поскольку кабардинцы вытеснили их из политической жизни, ингуши и северные осетины (среди которых значительную часть составляют номинальные мусульмане) схватились за земли Пригородного района. Внутри Дагестана идет перманентная война между разными этнорелигиозными кланами, стремящимися к перераспределению или сохранению имеющихся долей власти и бизнеса.

Православные иерархи и "церковный народ" и в Москве, и в Тбилиси понимают это более чем отчетливо. И когда дело от абстрактного обличения далеких США, Ватикана и НАТО доходит до необходимости ссориться со старыми друзьями из-за не очень понятных разборок между далекими от них по культуре горцами, тут машина православной поддержки деяний национальных правительств начинает буксовать.

Главное тут даже не в привычном отсутствии реакции на войну Московской патриархии (она позволила себе лишь один вялый призыв к миру в первый день конфликта и с тех пор набрала в рот воды). Подавленно молчат православные форумы в Интернете (а кто еще у нас оперативно отражает реакцию "воцерковленных"?), которые, стоит сгореть в Косово очередному православному храму, обычно буквально взрываются сообщениями, заявлениями и комментариями.

Имеющиеся в Осетии немногочисленные православные храмы, по сообщениям информационных агентств, уже преданы огню (правда, в Цхинвали единственный мне известный храм стоял на выезде из города в сторону Гори, и потому у него было немного шансов уцелеть по объективным причинам), однако редкие рассказчики о кознях грузин на православных форумах, мягко говоря, не встречают понимания. Впрочем, критики действий России там тоже не найти.

Эта ситуация наглядно демонстрирует только одно. Церковь – социальный институт с самостоятельными интересами, хотя, когда ей это выгодно, она и готова изображать активную "государственническую" позицию. Сейчас ей этого не надо, поскольку бьет по ее стратегическим интересам. Они не имеют ничего общего с "единством православных народов" (то есть политикой), но присущи двум церквям, которые реально работают вместе.