Шпион, пришедший с холодной войны
Ровно 45 лет назад, 16 июня 1963 года, был расстрелян Олег Пеньковский - самый успешный и ценный агент, которым когда-либо располагали американская и британская разведки. На Западе Пеньковскому присвоен титул спасителя человечества от ядерной войны, о нем написаны книги, его судебный процесс в Москве был публичным. Тем не менее дело Пеньковского остается загадкой.
Неизвестны доподлинно ни обстоятельства его вербовки, ни его мотивы, ни содержание переданных им сведений; некоторые исследователи считают его двойным агентом или даже подсадной уткой. Даже сам факт расстрела Пеньковского был поставлен под сомнение тогда же, в июне 1963-го.
Спектакль оказался настолько неубедительным, что советской пропаганде сразу после его окончания потребовались подпорки, дабы вся шаткая конструкция не развалилась. С целью опровержения наиболее вредоносных инсинуаций "Известия" опубликовали интервью главного военного прокурора генерал-лейтенанта юстиции А.Г. Горного, принимавшего участие в суде над Пеньковским. Генерал заявил в ответ на "бесстыдную газетную липу", что приговор приведен в исполнение во второй половине дня 16 июня и что осужденный "встретил смерть как презренный трус".
Пожалуй, единственное, в чем согласуются западные и советская версии, - это то, что полковник ГРУ Пеньковский был "инициативником", то есть сам предложил свои услуги ЦРУ и MI5. Наиболее популярный вариант сюжета гласит, что представители иностранных спецслужб положили глаз на Пеньковского еще в Анкаре, где он в 1955-1956 годах работал в советском военном атташате, а на самом деле - в резидентуре ГРУ. Какая-то тайная печаль точила изнутри 36-летнего, вполне благополучного представителя советской номенклатуры. Спустя несколько лет в СССР приехал по делам британский бизнесмен Гревилл Винн. В годы войны он служил в контрразведке, а в мирное время стал оказывать важные услуги шпионскому ведомству, MI5, она же Secret Intelligence Service. Должностным лицом, с которым Винн установил и поддерживал деловой контакт в Москве, оказался именно Олег Пеньковский, работавший в Управлении внешних сношений Госкомитета по координации научно-исследовательских работ.
К "инициативникам" разведки всего мира относятся с подозрением - куда надежнее прихватить потенциального агента на компромате. Однако первые же переданные Пеньковским материалы убедили Лондон в серьезности его намерений. Пеньковскому был присвоен оперативный псевдоним "Герой". MI5 поделилась информацией с ЦРУ. Американцы подключились к операции, но поскольку у них в тот момент не было в Москве человека, который мог был организовать оперативную работу с Пеньковским, связь с ним осуществляли дипломаты британского посольства. Как выяснилось впоследствии, это была ошибка: арестованный как раз тогда же "крот" КГБ Джордж Блейк указал Лубянке именно на этих связников как на сотрудников разведки.
Вскоре после передачи первого пакета секретных материалов Пеньковский приехал в Лондон в составе советской делегации. В ходе этой командировки, с 20 апреля по 6 мая 1961 года, четверо сотрудников двух разведок провели с ним 17 встреч общей продолжительностью 52 часа. Во время второго визита, состоявшегося летом того же года, с ним встречались 13 раз. Запись этих бесед заняла 1200 машинописных страниц. Объем секретной документации, которую Пеньковский передал на Запад на 111 фотопленках, составил около 10 тысяч страниц. Это были данные о межконтинентальных баллистических ракетах, полностью перевернувшие представления Вашингтона и Лондона о советском стратегическом арсенале. Кроме того, Пеньковский назвал около четырех сотен офицеров ГРУ и от 200 до 300 офицеров КГБ, добавив ко многим именам собственные характеристики. Вкупе с кремлевским телефонным справочником эти сведения позволили составить подробную схему субординации в советских партийно-правительственных верхах и спецслужбах.
На первой же лондонской встрече Пеньковский сообщил, что, согласно его официальной биографии, его отец умер от тифа в 1919 году, однако на самом деле поручик Владимир Флорианович Пеньковский служил в белой армии и был убит в бою. Этот факт и был принят англичанами в качестве основного, весьма достойного мотива. Дополнительными были "жажда признания", "громадное самомнение" и "желание стать лучшим в истории шпионом".
Стоит отметить, что Олег Пеньковский - артиллерист-фронтовик, кавалер высоких боевых наград. Надо было правдоподобно совместить эти неоспоримые факты с изменой родине. Вариант скрытого, долгие годы маскировавшегося классового врага был, вероятно, признан нежелательным. В итоге судебное следствие взяло на вооружение версию моральной деградации "Героя". В качестве свидетелей были вызваны знакомые Пеньковского, подробно рассказавшие о "кутежах" и "оргиях" полковника, о том, как он увлекался женщинами и спиртными напитками. Эти рассказы нашли отражение и в заключительной речи обвинителя: "В ресторанах прожигал жизнь, пил вино из туфли своей любовницы, видимо, переняв эти нравы из лондонских и парижских кабаре, с которыми его знакомил Винн в порядке освоения "прелестей" западной культуры".
Особый акцент был сделан на отсутствии у Пеньковского идейных противоречий с советской властью:
Адвокат Апраксин: Теперь скажите, пожалуйста, может быть, проявлялось у вас какое-нибудь недовольство строем, существующим в нашей стране, недовольство политикой нашей партии?
Пеньковский: Нет. В таком тяжелом положении, в котором я сейчас нахожусь, я прошу поверить мне, как русскому, что никогда у меня не было никаких разногласий с политикой партии и правительства...
Вышли на Пеньковского благодаря слежке, установленной за дипломатами, которых назвал Блейк. Самое подозрительное во всей истории - это дата и обстоятельства его ареста. Шпиона полагается брать с поличным, на выемке из тайника или встрече со связником. Пеньковского арестовали в его квартире. Произошло это 22 октября 1962 года, в самый разгар кубинского ракетного кризиса. Тремя днями прежде ЦРУ представило президенту Кеннеди полученные самолетом-шпионом U-2 снимки сооружавшихся на Кубе пусковых ракетных установок. Благодаря материалам Пеньковского специалисты определили тип ракет и пришли к выводу, что монтаж займет еще несколько месяцев. С этого момента Кеннеди занял жесткую позицию. Хрущев менее чем через сутки пошел на попятный, написал свое знаменитое письмо Кеннеди, в котором говорил, что только сумасшедший или самоубийца может желать уничтожения США, и в конце концов вывез ракеты с Кубы.
Но самое главное - это то, что информация Пеньковского повлекла за собой переосмысление масштабов советской угрозы: Кеннеди пришел в Белый Дом с обещанием ликвидировать "ракетный разрыв"; материалы Пеньковского показали, что разрыв и впрямь существует, но не в пользу СССР, а в пользу США.
Распространенная теория гласит, что Пеньковский был посланцем фракции "голубей" в советском руководстве - людей, недовольных авантюризмом Хрущева и стремившихся успокоить американцев. Арест Пеньковского был, таким образом, способом убедить Вашингтон в том, что переданная им информация правдива. К этой версии подбираются мелкие детали, как будто свидетельствующие о том, что Пеньковский действовал дерзко, совершенно не опасаясь разоблачения. Далее следуют обычные в таких случаях рассуждения о том, кто кого перемудрил и не Москва ли в конечном счете переиграла Вашингтон, у которого на руках были все козыри. Ведь усыпив американцев при помощи Пеньковского, Советский Союз все-таки добился ракетно-ядерного паритета. Так "голубиная" версия трансформируется в "ястребиную".
Детали подбираются в пользу любой версии, даже такой, согласно которой вся операция потребовалась КГБ для того, чтобы вызволить из британского узилища своего сотрудника Конона Молодого (его в итоге обменяли на Винна).
В наши дни, когда Лубянка нашла себе легкий хлеб: морочит публике голову байками про "шпионские камни", охотится за учеными и руководителями неправительственных организаций, когда логика ее прямолинейная и гладкая, как вертикаль власти, - дело Пеньковского выглядит недостижимым образцом профессионализма. В действительности в этом деле, как во всяком большом шпионском сюжете, есть все: и фантастические удачи, и феноменальные ошибки, и поразительная беспечность, и неутоленная гордость, и блеск, и нищета шпионажа. Попытки записать полковника в ряды борцов с режимом столь же несостоятельны, сколь и попытки изобразить его "моральным разложенцем". Его объективная роль в истории необязательно совпадает с его субъективными намерениями.
Да и вообще многоходовая продолжительная шпионская операция, в которой занято множество людей с обеих сторон, никогда не идет по задуманному сценарию - в конце концов она превращается в Голем, действующий в силу собственной логики и отказывающийся исполнять приказы хозяина.