Итоги приднестровского референдума, прошедшего в минувшее воскресенье, можно было предугадать заранее: избиратели подавляющим большинством голосов проголосовали за предложенный властью вопрос. И дело, между прочим, именно в том, кто этот вопрос предложил, а не в том, каково было его содержание. Потому что самопровозглашенная Приднестровская Молдавская Республика – яркий пример той самой симфонии власти и населения, которая с большим или меньшим успехом исполняется в Российской Федерации.

И это при том, что если в России эту симфонию нужно было научиться играть заново во времена позднего Ельцина и раннего Путина, то в Приднестровье ее исполнение не прерывалось ни на мгновение. Более того, в самопровозглашенной республике это исполнение даже более совершенно, более качественно, чем в России. Потому что власти ПМР – прямые наследники ушедшей в небытие империи. И по большому счету идеологически они хотели бы воссоединиться именно с ней, а не с какой-то там Российской Федерацией.

Но особого выбора нет. Выбора относительно присоединения к России у приднестровцев, собственно говоря, тоже нет. Однако, проводя референдум, руководство республики продолжает поддерживать население в мысли, что этот выбор есть. Приднестровская симфония – это совместная жизнь в иллюзии.

Жизнь эта началась не сегодня и не вчера, а с первого дня провозглашения республики. ПМР отличается от других самопровозглашенных образований такого рода хотя бы тем, что все остальные – Северный Кипр, Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах и т.д. – объясняли факт своего существования прежде всего национальной идеей. На Кипре турки разошлись с греками, в Абхазии свои дома покинуло грузинское население и был заявлен примат абхазской государственности, из Карабаха ушли азербайджанцы, но остались армяне, в Южной Осетии говорят о воссоединении с Северной... Приднестровье стало независимым не потому, что в регионе жил другой народ, а потому, что на другом берегу Днестра жили молдаване, оказавшиеся – о ужас! – румынами и собирающиеся, как уверяли руководители Тирасполя, присоединиться к Румынии.

Кто же живет в самой ПМР? Русские? Конечно, но они составляют меньшинство населения. Украинцы? Разумеется, но их тоже меньше, чем молдаван, и вряд ли они понимают, что "присоединение к России" может в будущем создать для них такие же трудности в передвижении и общении с родственниками, как для жителей Калининградской области России, – и это при том, что родственники жителей ПМР живут не "через Литву", как у калининградцев, а в соседних городах и селах Одесской области Украины. То же касается родственников молдаван или гагаузов: они живут в соседних селах Молдавии.

ПМР смогла просуществовать так долго только потому, что была и есть республикой понарошку, чьи жители спокойно переправляются через окружающие их границы и не представляют себе, что может быть по-другому. Да, собственно, а разве в Советском Союзе было по-другому? Там тоже устраивались всенародные голосования. И это при том, что большая часть населения прекрасно осознавала, что конституционные права советских людей – фикция, часть большой политической игры. Но "так было надо".

В Приднестровье тоже так надо. Разве республика не была фактически независимой до референдума? Разве существует хоть одна правовая возможность присоединения части территории Республики Молдова к Российской Федерации, с которой Молдавия не имеет даже общих границ? Разве хоть кто-то в мире признает подобное объединение, неспособное функционировать без согласия Украины и Молдавии? Разве кто-то в Кремле пойдет на такой шаг?

Нет, нет и нет. Именно поэтому предсказуемые результаты приднестровского референдума не имеют ровно никакого значения. То, о чем думают в Тирасполе, будет интересно только после того, как приднестровская элита – а вслед за ней и жители региона – переместятся из Советского Союза в наше время.