статья Восемь с половиной и без

Андрей Пионтковский, 28.07.2006
Андрей Пионтковский

Андрей Пионтковский

О личном пропагандистском успехе Владимира Путина на саммите G8 было сказано многими, в том числе и автором этих строк. А что же о самой восьмерке, о настоящем и будущем этого института?

История устроила ему показательное испытание, погрузив встречу лидеров "ведущих демократий мира" в контекст острейшего кризиса на Ближнем Востоке. Аналитики спорят, приведет ли он к четвертой мировой войне (третья - холодная - закончилась в ноябре 1989 года) или является фрагментом этой давно уже (по крайней мере с сентября 2001-го) идущей войны радикального ислама против "сатанинского" Запада.

Во всяком случае, восьми самым могущественным людям на планете, оказавшимися запертыми на двое суток в Константиновском дворце, был предоставлен шанс если не погасить конфликт, то по крайней мере выработать какое-то свое ответственное отношение к происходящему.

Мы услышали за эти два дня многое о цесарках и о зефире из лангустов, об энергетической безопасности и о курином гриппе. Но ничего, кроме обмена пропагандистскими уколами, по поводу разворачивающегося на наших глазах кризиса.

Мне почему-то кажется, что если бы в июле 1914 года такая счастливая возможность оказаться вместе в Константиновском дворце была у императоров России, Германии и Австрии, президента Франции и премьер-министра Великобритании, им бы удалось погасить конфликт, разгоравшийся на Балканах после убийства эрцгерцога Фердинанда, и за два дня разыграть виртуальную первую мировую войну не на полях кровавых сражений, а на хорошей карте Юго-Восточной Европы. И не потому, что они были столь уж выдающимися личностями по сравнению с нашими современниками, а потому, что на такой встрече они бы занимались настоящим царским делом, а не представительствовали в организации с непонятным статусом и неясными задачами.

"Большая восьмерка" (прежде "семерка", а первоначально "шестерка") возникла в 70-х годах после нефтяного кризиса, вызванного событиями на том же Ближнем Востоке, как своего рода Политбюро Запада, как клуб лидеров стран с общим геополитическим видением мира, обшими ценностями и общей исторической судьбой. Такой клуб стал антитезой Совету Безопасности ООН - пропагандистской трибуне антагонистов времен холодной войны. Здесь можно было по-деловому в своем кругу вырабатывть общую стратегию Запада, прежде всего в экономической сфере.

Постсоветская Россия была принята в этот клуб несмотря на свой сравнительно скромный экономический потенциал как геополитический союзник, ощущавший себя частью Большого Запада. Сегодня экономически Россия гораздо более (во всяком случае, в сфере энергетики) соответствует статусу члена "большой восьмерки". Но проблема заключается в том, что Россия (и ее лидеры говорят об этом все более громко и определенно) уже не считает себя частью Запада - более того, как в старые добрые советские времена, воспринимает Запад как вызов и угрозу.

В такой ситуации "восьмерка" утрачивает характер клуба единомышленников, но при этом недотягивает до уровня всемирного экономического совета ввиду отсутствия таких гигантов, как Китай и Индия. В результате содержательная работа института оказывается парализованной, возникает чувство неловкости и дискомфорта, перерастающее во взаимное раздражение, столь явно проявившееся накануне петербургского саммита.

Решение проблемы лежит на поверхности. Необходимо разделить две функции восьмерки, ни с одной из которых она не справляется в существующем формате. Восьмерка должна быть расширенв до 10-12 членов (Китай, Индия, Бразилия...) и стать всемирным экономическим советом. Россия в качестве великой энергетической державы, как она любит в последнее время себя позиционировать, будет занимать в нем достойное место.

В то же время Запад, частью которого путинская Россия, грезяшая об особом пути и евразийстве, ни в коем случае не желает себя видеть, должен срочно создавать свое маленькое политбюро. Будет ли это бывшая "семерка" или треугольник США-ЕС-Япония, не нам судить. Но бесспорно, что Запад сталкивается сегодня с вызовами и угрозами беспрецедентного масштаба и крайне остро нуждается в выработке обшей стратегии.

На мой взгляд, именно эти вызовы и угрозы драматически подчеркивают, что Россия геополитически и цивилизационно является частью Запада, потому что они направлены и против моей страны. Но руководство моей страны так не считает. Оно убеждено, что "за спиной исламских террористов стоят более могущественные и более опасные традиционные враги России". Его пропагандисты 24 часа в сутки кричат на государственных каналах об угрожающем России "товарище волке", разжигая антизападную истерию.

В таких условиях со стороны Запада наивно и нелепо продолжать притворяться, что все мы члены одного клуба, и пытаться вырабатывать обшую стратегию с Путиным. Путин сегодня играет на другой стороне и уже не старается этого скрывать - достаточно взглянуть на историю иранского досье. Но путины приходят и уходят, а Россия, в союзе с которой объективно нуждается Запад, так же, как и Россия в союзе с ним, остается.

Поэтому одной из важнейших задач западного политбюро будет найти такую парадигму отношений с откровенно незападной путинской Россией, которая позволит не обострять их дальше и, более не питая иллюзий, искать оставшиеся точки соприкосновения и терпеливо ждать. Ждать, пока подлинные интересы безопасности страны возьмут в России верх над комплексами, мифами, коммерческими интересами правящих группировок. Это неизбежно произойдет. Хотелось бы, чтобы не слишком поздно. И для Запада и для России.

Сегодня российский министр иностранных Сергей Лавров говорит о войне, объявленной Западу радикальным исламом, буквально так же, как его предшественник в должности Вячеслав Молотов говорил в 1939 году о войне между западными демократиями и фашизмом: "Мы не можем принять чью-либо сторону". Но товарищ Молотов потом передумал. Вернее, это партайгеноссе Гитлер передумал за него.

Андрей Пионтковский, 28.07.2006