Энн Эплбом закончила Йельский университет, затем продолжила свое образование в Лондонской школе экономики и колледже Святого Антония в Оксфорде. Ее журналистская карьера началась в 1988 году в Варшаве, куда она приехала в качестве корреспондента британского еженедельника Economist. Энн Эпплбом была очевидцем краха коммунизма в Центральной и Восточной Европе. Ее книга о развале советской империи, названная "Между Востоком и Западом", получила в 1996 году престижную европейскую премию Адольфа Бентинка. В настоящее время Энн Эпплбом – обозреватель и член редколлегии газеты Washington Post. Американский корреспондент Граней.Ру взял у нее короткое интервью.

- У вас, кажется, нет никаких личных причин писать историю ГУЛАГ?

- Нет, никаких абсолютно, это надо сказать с самого начала. У меня нет не то что родственников, но даже знакомых, которые побывали бы в ГУЛАГе.

- Когда я впервые увидел вашу книгу в магазине, я подумал, что ее автор – смелый человек. Потому что он взялся за тему, которая сейчас не в моде ни в этой стране, ни в России.

- Да, тема сейчас немодная, но мне кажется, что она станет модной. Холодная война уже десять с лишним лет как закончилась, установлен совершенно новый мировой порядок, и сейчас на историю ГУЛАГа можно смотреть безо всякой идеологии, глазами профессионального историка. Попробовать понять ее как часть европейской истории.

- То есть ваш подход сугубо академический?

- Не академический, а нейтральный. Сегодня нет политических причин писать такую книгу. Но именно поэтому сейчас самое время написать ее.

О мотивах, побудивших ее взяться за историю ГУЛАГа, Энн Эпплбом пишет в предисловии. По ее словам, впервые мысль о том, что такая книга нужна на Западе, пришла ей в голову несколько лет назад в Праге, на Карловом мосту, где среди множества всевозможных сувениров она увидела советские символы: военные фуражки, солдатские ремни и октябрятские значки с изображением юного Ленина. "Советскую атрибутику, - пишет она, - покупали по большей части американцы и западноевропейцы. Никто из них ни за что не нацепил бы на свою одежду свастику. Но серп и молот никаких негативных ассоциаций не вызывали. Это было мелкое наблюдение, но иногда как раз мелкие детали наилучшим образом говорят о культурном настрое. В данном случае вывод был совершенно ясен: в то время как символы, связанные с одним массовым убийцей, внушают нам ужас, символы другого приводят в веселое расположение духа".

Отчасти, полагает Энн Эпплбом, такое отношение к сталинизму сформировано западной популярной культурой. Холодная война породила фильмы о Джеймсе Бонде и Рэмбо, в которых русские выглядят карикатурно, но ничего похожего на "Список Шиндлера" или "Выбор Софи" Голливуд на советском материале не создал. Стивен Спиллберг снимает картины о японских и нацистских, но не о советских концлагерях. Аналогичное отношение существует и в интеллектуальной среде. "Немецкий философ Мартин Хайдеггер, - напоминает Эпплбом, - нанес тяжелый ущерб своей репутации поддержкой нацизма, хотя оказал эту поддержку до того, как Гитлер совершил свои главные преступления. Однако репутация французского философа Жан-Поля Сартра ничуть не пострадала из-за того, что он агрессивно защищал сталинизм в послевоенные годы, когда свидетельства сталинских зверств были доступны всякому, кто ими интересовался". Энн Эпплбом цитирует фразу, сказанную по этому поводу Сартром Альберу Камю: "Как и вы, я нахожу эти лагеря неприемлемыми, но для меня столь же неприемлема та польза, которую каждый день извлекает из этой темы буржуазная пресса".

"Сегодня, - продолжает автор, - американский исследователь по-прежнему считает возможным писать, что чистки 30-х годов были полезны, потому что они были "прологом перестройки". Британский редактор все еще может отвергнуть статью на том основании, что она "чересчур антисоветская". Однако гораздо более распространенное отношение к сталинскому террору – скука и безразличие". Энн пересказывает свой разговор с Кеном Ливингстоном, бывшим членом парламента, а ныне мэром Лондона, который объяснял ей, что нацизм – это абсолютное зло, а советская система – это "деформация".

Энн Эпплбом отмечает специфические трудности, с которыми сталкивался западный исследователь в 80-е годы, когда сама она была студенткой, изучающей историю России:

"В те дни тот, кто писал о Советском Союзе "доброжелательно", получал лучший доступ к советским источникам информации, к архивам, более продолжительную визу. Другие не только наживали себе профессиональные трудности, но и рисковали выдворением из страны. Само собой разумеется, что никакая "доброжелательность" не обеспечивала доступ к материалам о сталинских лагерях и послесталинской тюремной системе. Такого предмета просто не существовало, а тот, кто совал свой нос слишком глубоко, терял право на пребывание в стране". В своей работе Энн Эпплбом использовала три группы источников. Во-первых, это опубликованные документы. Во-вторых, воспоминания бывших заключенных: сотни таких мемуаров автор прочла, 35 интервью взяла сама – как у зэков, так и у охранников. Наконец, Эпплбом имела возможность работать с материалами российских архивов, прежде всего архивных фондов Главного управления лагерей и Управления конвойных войск, а также "особой папки" Сталина, хранящейся в Президентском архиве. Правда, многие архивные фонды по-прежнему недоступны для исследователей.

История ГУЛАГа – это составная часть истории России, пишет Эпплбом, правители которой использовали подневольный труд задолго до большевистского переворота: Петр Первый модернизировал Россию ценой каторжного труда и гибели сотен тысяч рабов. Но история ГУЛАГа – это и часть европейской и мировой истории. Первое подобие концентрационных лагерей появилось, как указывает автор, отнюдь не в Германии и не в России, а на Кубе в последние годы испанского колониального владычества. Во время англо-бурской войны концлагеря были устроены англичанами в Южной Африке. Однако и испанцы, и британцы сгоняли в лагеря местное население для того, чтобы воспрепятствовать его участию в боевых действиях. Немецкие же колонисты в Юго-Западной Африке, устроившие концлагеря по примеру англичан в 1904 году, впервые заставили заключенных работать. Именно в этих лагерях были впервые проведены медицинские эксперименты на заключенных, причем проводили их учителя нацистского доктора Йозефа Менгеле – Теодор Моллисон и Ойген Фишер. А первым имперским комиссаром немецкой Юго-Западной Африки был Генрих Геринг – отец Германа, будущего рейхсмаршала Третьего рейха.

... - Энн, а вы помните, что ответил президент Путин главному редактору Gazeta Wyborcza Адаму Михнику, который спросил его, как он относится к Сталину?

- Нет, не помню.

- Президент сказал, что это провокационный вопрос. Вы написали провокационную книгу?

- (Смеется.) Я написала честную книгу.