Генпрокурор Устинов, разоблачающий преступления чеченских боевиков, судя по всему, поторопился взять под личный контроль дело о взрыве в Махачкале 18 января, в результате которого погибло семь российских военнослужащих. Во вторник, 22 января, жертвами террористов стали вице-мэр Махачкалы Ахмед Алиев и его жена. Еще раньше покушались на самого мэра столицы Дагестана Саида Амирова, и уже невозможно посчитать порядковый номер попытки его убить - то ли двенадцатый, то ли пятнадцатый.

История подобных покушений тянется в Дагестане уже, кажется, почти десятилетие, она постепенно становится обыденной и даже увековечивается в городской топонимике. Проспект Гамида Гамидова - одна из центральных магистралей Махачкалы. Кто такой Гамид Гамидов? Вице-премьер Дагестана, убитый в середине девяностых, и дело по сей день имеет никаких шансов на раскрытие.

Дагестану есть чем отличиться даже на фоне Чечни. Один мой осведомленный махачкалинский собеседник как-то даже немного обиделся: "Вот все говорят - чеченские авизо, чеченские авизо... А ты знаешь, кто на самом деле первым прокрутил эту операцию?" Была названа фамилия одного известного дагестанского бизнесмена, впоследствии, разумеется, политика. О том же, что без соответствующих финансистов федерального уровня это было бы немыслимо, мы не говорили - трюизм.

В экономическом плане Дагестан был той же Чечней, только куда более обширной и организованной. Если в Чечне все признаки экономической "черной дыры" проявлялись незатейливо - самолеты с "челноками" без таможенного досмотра, переадресовка эшелонов с нефтью в Одесский порт (за подписью, кстати, замминистра путей сообщения), - то Дагестан считался территорией благополучной, то есть с нормальными структурами власти и бюджетом. Который, впрочем, на 95 процентов был дефицитным, в чем и было дело.

Именно Дагестан во многом стал полигоном, на котором впервые и без особой рекламы обкатывались технологии повсеместного проникновения банального криминала во власть. В то время как страна содрогалась от подробностей жизни и смерти депутата от ЛДПР Скорочкина, в Дагестане из таких персонажей полным ходом формировались правительство, депутатский корпус, не говоря уж о том, что считалось местным самоуправлением.

Когда-то все эти люди контролировали главные дагестанские богатства - нефть, шерсть, рыбу, вино. Пока не обнаружилось, что все это сущие пустяки по сравнению с тем, что и составляло смысл финансовой жизни: доступ к бюджетным дотациям. "У нас уже давно никого не убивают за нефть, - заметил как-то один мой дагестанский коллега, - а вот быть министром финансов, как Гамид Гамидов, смертельно опасно".

В Дагестане не могло случиться того, что случилось в Чечне, еще и потому, что ни один из многих коренных народов республики не имеет "контрольного пакета" и шанса назваться главной титульной нацией. Поэтому вся дагестанская политика - это история интриг и коалиций между национальными движениями, с самого начала служивших вывесками для криминальных группировок.

Авторитеты, уже давно переодевшись из адидасовских спортивных костюмов в дорогие пиджаки, продолжали диктовать вполне "люберецкий" стиль в политической борьбе. А поскольку ставки в дагестанской игре оценивались миллионами долларов, Москва не слишком напрягалась в попытках разобраться, куда ушел очередной миллиардный кредит сельскому хозяйству. Тем более что немалая его часть тут же в Москве и оставалась.

Словом, федеральная власть вела себя так же, как до поры в Чечне. Пока не обнаружилось, что единством нравов и технологий пользуется не только она, но и те, от кого уже много лет спасается по соседству конституционный порядок. Северный Кавказ в результате долгого и всеобщего праздника непослушания превратился в огромное предприятие, где в зависимости от характера операции каждой республике отводилась роль конкретного цеха. Человека могли похитить во Владикавказе, держать в дагестанских горах, а "стрелку" назначать в Грозном. Схемы распыления бюджетных дотаций, конечно, были сложнее, и участвовали в них, понятно, отнюдь не только те, кто проходил обучение в лагерях Хаттаба.

Зато в Дагестане не было войны. Было, конечно, ваххабитское село Карамахи, утомленное подобным устройством и вышедшее из подчинения властям Буйнакского района. Кончилось это осенью 1999 года спецоперацией по исчезновению Карамахи с лица земли, проведенной федеральными войсками по чеченскому образцу и по просьбе бессменного лидера республики Магомед-Али Магомедова. По его же просьбе Москва уже три раза закрывала глаза на то, что таким лидером он становится вопреки дагестанской конституции, в соответствии с которой представитель одного народа не может быть переизбран. А вот теперь, кажется, проблемы возникают и у Магомедова.

Игра вступает в решающую фазу. Покушения учащаются. А рядом - Чечня, на которую так легко все свалить и из которой действительно очень легко проникнуть в Дагестан, чтобы взорвать грузовик с военными. Беда только в том, что по мере северокавказской интеграции и в самом Дагестане все больше тех, кому хотелось бы его взорвать. А еще и многих расстрелять. Что, конечно, тоже было бы соблазнительно счесть продолжением чеченской войны, если бы верноподданный Дагестан не рисковал поразить мир чем-то худшим.