29 августа 1924 года на процессе в Москве был приговорен к расстрелу один из руководителей Боевой организации партии эсеров и глава "Союза защиты Родины и свободы" Борис Савинков. Пять часов спустя ЦИК СССР заменил смертный приговор 10-летним тюремным заключением. 8 мая 1925 года Савинков покончил с собой, выбросившись из окна во внутренний двор Лубянки после того, как в очередной раз была отклонена его просьба об освобождении.

По одной из версий, совершить этот прыжок ему помогли чекисты, однако каких-либо твердых доказательств на сей счет не существует.

Борис Викторович Савинков был легендой русского террора. Но, замечу, сам он не стрелял и бомб не бросал. Сын потомственного дворянина, бывшего товарища прокурора окружного суда в Харькове, быстро лишившегося должности из-за радикальных левых взглядов, Борис Викторович еще в 1897 году, в возрасте 18 лет, впервые посетил митинг протеста в Варшаве против открытия памятника Муравьеву-вешателю.

В 1900 году будущий террорист начал посещать марксистские кружки, но изучение "Капитала" его не слишком привлекало, сухой теории он предпочитал живую практику. В 1903 году от полицейских преследований Савинков бежал в Норвегию, где примкнул к группе эсеров-эмигрантов. Когда в том же году по решению была создана Боевая организация партии эсеров, Борис Викторович стал заместителем ее руководителя Евно Азефа, не подозревая, что тот является высокооплачиваемым полицейским агентом.

В 1904 году они вместе подготовили убийство министра внутренних дел Вячеслава Плеве, в 1905 году – московского губернатора великого князя Сергея Александровича. Характерно, что ни то, ни другое покушение полиция не предотвратила: то ли не смогла правильно использовать полученную от Азефа информацию, то ли сам Евно Фишелевич вел двойную игру, заботясь о том, чтобы некоторые теракты удавались – для алиби у товарищей по партии.

Савинков сам разрабатывал планы террористических актов, инструктировал исполнителей. Он был не только одним из руководителей, но и летописцем террора. Борис Викторович под псевдонимом В. Ропшин написал "Воспоминания террориста" и два романа о террористах - "Конь Бледный" (высоко оценненный Львом Толстым) и "То, чего не было". Один из героев последнего, сын купца Эпштейн, провозглашает: "Нужно сделать генеральную чистку. Нужен террор массовый и беспощадный. Эксплуататоров надо истреблять. Если их миллион, надо истребить миллион. Если сто миллионов, надо истребить сто миллионов".

Надо признать, что террористом и писателем Савинков был гораздо более удачливым, чем политиком. На политическом поприще его ждали одни неудачи. Тут и активное участие в провальном выступлении генерала Корнилова, тут и безуспешная борьба с большевиками, которые действительно устроили России "генеральную террористическую чистку". Кстати, против большевиков Савинков так и не сумел провести ни одного сколько-нибудь громкого террористического акта. ЧК работала куда эффективнее, чем созданный им подпольный "Союз защиты родины и свободы".

Финал карьеры Савинкова больше похож на фарс. Чекисты легендировали существование в России подпольной организации "Либеральные демократы" и для встречи с ее представителями заманили Савинкова в Россию. 16 августа 1924 года, вскоре после перехода границы, его арестовали в Минске. Он подписал обращение к товарищам по эмиграции "Почему я признал Советскую власть", в котором призвал прекратить борьбу против большевиков, "возрождающих страну на путях новой экономической политики". Поскольку в ЧК готовились аналогичные операции против других лидеров эмиграции, чекистов вполне устраивало, чтобы на суде была озвучена версия о добровольной явке Савинкова с повинной.

Сегодня, тема терорризма в России актуальна как никогда. Последнее мрачное тому подтверждение - гибель двух пассажирских лайнеров. Неважно какую политическую или религиозную окраску имеет террор, он все равно достоин осуждения. Поэтому интерес к фигуре Савинкова закономерен. И зря иные биографы Савинкова пытаются представить его этаким героем. Ничего доброго он в своей жизни не сделал, а умер жалкой смертью – вымаливая прощение, признав правоту тех, с которыми много лет боролся, а потом, испугавшись тягот несвободы, впервые попав в тюрьму, предпочел уйти из жизни.

Версия о латышах-чекистах, которые будто бы помогли Савинкову совершить роковой прыжок, не кажется мне убедительной. Угрозы для Советской власти отставной террорист не представлял, тем более в тюрьме, и полезнее был ей живой, чем мертвый. Опыт работы с раскаявшимися врагами был большой, и при необходимости всегда можно было бы добиться от Бориса Викторовича нужных заявлений. Лично знавший Савинкова Уинстон Черчилль отзывался о нем как о человеке, сочетавшем в себе мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика. Воля ваша, но на мудрого государственного деятеля, равно как и на стойкого мученика Савинков не тянет. Чекисты его сломали и подготовили для открытого суда менее чем за тринадцать дней.