Адвокат заложников "Норд-Оста" отказался давать показания в прокуратуре
20 января в 10 часов адвокат заложников "Норд-Оста" Игорь Трунов прибыл в прокуратуру для дачи свидетельских показаний, сообщает "Эхо Москвы". По данным Интерфакса, Трунова пригласил следователь по особо важным делам Владимир Кальчук, который ведет дело о теракте на Дубровке. Источники в прокуратуре сообщили Интерфаксу, что адвокату предложили письменно ответить на четыре вопроса, касающиеся некоей видеопленки со съемками внутри зала Театрального центра. В частности, следствие интересуют обстоятельства получения записи. Трунов отказался отвечать на любые вопросы.
Источник РИА "Новости" в прокуратуре Москвы сообщил, что в этом ведомстве сомневаются в том, что адвокат располагает упомянутой видеозаписью. Несмотря на сомнения, прокуратура найдет иной путь окончательного прояснения вопроса, не связанный с допросом адвоката.
Журналистам адвокат заявил, что явился в прокуратуру, поскольку у него нет выбора. Он считает, что его хотят перевести в разряд свидетелей и вывести из уголовного процесса, где он защищает интересы потерпевших. В этом случае, пояснил Трунов, он не сможет свободно собирать доказательства также и по гражданскому делу, которое слушается по искам потерпевших в Тверском суде.
Известный адвокат Михаил Барщевский заявил, что вызов Трунова в прокуратуру в качестве свидетеля в связи с делом на Дубровке, а тем более в связи с вопросами представления интересов потерпевших нарушает недавно принятый закон об адвокатуре. Барщевский говорит, что Трунову не имеют права задавать вопросов, связанных с материалами, которыми он располагает и которые намерен использовать для защиты интересов своих клиентов. "Трунов не обязан отвечать на вопросы, откуда у него эти материалы, и что это за материалы, - пояснил Барщевский. - Трунов может явиться в прокуратуру и просто отказаться давать показания".
Газете "Коммерсант" Трунов заявил, что уверен, что "за этой повесткой скрывается что-то другое. Скорее всего, со мной просто хотят побеседовать и предложить на выбор либо кнут, либо пряник, но чтобы я сам отказался от ведения дел потерпевших". В любом случае, считает Трунов, "вызов этот противозаконен" - и он намерен объяснить это сотрудникам прокуратуры. Что же касается имеющихся у него видеоматериалов, то адвокат вовсе не против их приобщения к делу. Он просто считает, что сделать это нужно только после изучения видеозаписи в Тверском суде. "В этом случае, – считает Трунов, – прокуратура и лицо сохранит, и закон не нарушит".
Комментарий
Беда для властей пришла с той стороны, откуда ее меньше всего ждали: со стороны Закона. Закон в лице генпрокурора Владимира Устинова или какого-нибудь военного судьи, получающего от власти звездочки на погоны, это одно. И совсем другое, когда Закон олицетворяют неуправляемые адвокаты.
Сегодня серьезная угроза безмятежной власти в Российской Федерации исходит от двух адвокатов - Игоря Трунова, отстаивающего в суде интересы жертв теракта на Дубровке, и Бориса Кузнецова, добивающегося пересмотра дела о гибели "Курска". Обе трагедии - на совести властей. Это очевидно для всех. Очевидно и для самого Кремля. Поэтому так усердно, так суетливо, так отвратительно цинично власть старается по-быстрому отправить эти дела в архив, предать их забвению. Особенно сейчас, когда страна выходит на старт очередной президентской избирательной кампании. Несомненно, Владимиру Путину менее всего хотелось бы, чтобы его имя было в одной связке с "Курском" и "Норд-Остом". И вся правоохранительная рать готова головы свои положить, но кремлевский заказ выполнить - в зародыше прихлопнуть адвокатские поползновения. И можно понять Игоря Трунова, который признается Граням.Ру, что в нынешней России он готов к любым приключениям.
Дела, которые сегодня ведут Трунов и Кузнецов, для России значат куда больше, чем обыкновенные процессы по гражданским искам. Исход этих дел покажет, насколько мы близки к правовому государству или насколько далеки от него. Они, эти дела, внятно дадут понять обществу, какова цена человеческой жизни в нынешней России, на сколько она, жизнь рядового россиянина, тянет на весах Кремля. Честно-то говоря, ответы на эти вопросы ясны и без судебных разбирательств. Просто интересно, как далеко может зайти власть в своем стремлении "построить" страну. А зайти ей придется далеко, иначе у народа появится манера выяснять свои отношения с властями в суде с помощью неуправляемых адвокатов. Чего, например, стоит перспектива объясняться в суде с гражданами, чьи квартиры были заморожены нынешней зимой? А это - пол-России.
Справка
Показания истицы Ларисы Фроловой. Понедельник, 20 января
У меня двойная потеря, двойное горе: 34-летний сын Женя и его невеста Верочка. Она была сиротой. Они хотели сходить в "Норд-Ост", чтобы отдохнуть от своих забот. В 22.00 я по телевизору узнала о том, что произошло, по ТВЦ. 24, 25, 26 октября мы провели с внучатами. Младшего водили в садик, старшего в школу отпустили только один раз. Я случайно проговорилась одному из родителей и на следующий же день старший спросил меня, правда ли, что мама с папой в заложниках у чеченцев. Все это время я скрывала от внучат что произошло. Сперва я наврала им, что у нас на даче кто-то разбил все окна и папа с мамой поехали их вставлять. Потом сказала, что по дороге у родителей сломалась машина и они ее чинят. Старший посоветовал – позвони на мобильный. Я сказала, что он разрядился.
Все время пока мои находились в заложниках, нас не покидала надежда. Когда чеченцы выдвигали требования – я надеялась, что они будут удовлетворены. Мы думали, что для правительства люди важнее.
Мы надеялись, что выведут войска. Или хотя бы сделают вид, что выведут войска. Но после выступления президента стало ясно, что ничего делаться не будет. После этого в СМИ прошла информация, что каждый час будут расстреливать по 10 человек. Мы щелкали по всем каналам, надеялись, но объявили о штурме.
Я молилась, чтобы все закончилось благополучно. Из-за того, что дома находились маленькие дети, приходилось сдерживаться. 27 числа мы узнали о смерти Жени и Веры. Внучат забрала соседка и на два дня увезла их в дом отдыха.
26 октября Веру и Женю искали друзья – в списках их не было. 27 октября Фроловы не появились и в уточненном списке на 700 человек. Но надежда умирает последней.
Как написано в больничной справке, оба умерли от сердечной недостаточности и от отека мозга. Они находились под воздействием газа как минимум 2-2,5 часа. Если после этого они долго лежали на тротуаре, это должно было еще сильнее уменьшить их шансы. На них были только тоненькие маечки. Как позже мне рассказали друзья, свои свитера они отдали детям-школьникам из числа заложников.
Я считаю, что мои дети погибли из-за плохой организации спасения. Этот иск не только к правительству Москвы но и к федеральному правительству.
Мне 43 года, мужу – 45. А теперь нам осталось двое детей. Мы вырастили троих сыновей, защитников отечества. Всю жизнь работали и что получили?: Горе, боль и слезы. Перед гробами наших детей мы поклялись, что вырастим наших внуков порядочными и полезными людьми.
Что касается материального и морального возмещения, то раньше я не страдала бессонницей, теперь засыпаю только в 3-4 утра. А с утра нужно вставать в 7 – отводить детей в школу. Меня мучают боли в сердце, у мужа скачет давление.
Детям нужны деньги. Старший учится в гимназии, у младшего – проблемы с зубами. Женя три года строил дом – буквально за месяц до трагедии все работы были закончены, но после него не осталось никаких сбережений. Нам назначили пенсию на детей на двоих в общем 7500 руб. в месяц. Вместе с нашими доходами получается 11-12 тыс. в месяц. Пока хватает, но когда пацанам будет 15-17 лет прокормить их будет куда сложнее. Я требую возместить те материальные средства которых они лишились.
У брата Жени – Андрея – начались проблемы с сердцем после того, как он съездил на опознание. Андрей рассказывал, что брата было очень сложно узнать – его шея была значительно толще лица. У Андрея и Жени разница была – три года, они были очень тесно друг с другом связаны. Женю и Веру нашли 27 вечером, через двое суток после смерти. При этом у Веры в кармане был паспорт с адресом. У меня сложилось ощущение, что власти пытались скрыть смерть Веры.
Я считаю, что мои дети погибли на войне и требую у государства пожизненное пособие и льготы. Мои внуки не смогут получить от нас то, что получили бы от родителей.
Дословно
Игорь Трунов
(О давлении на него со стороны правительства Москвы в связи с делом "Норд-Оста")
Я думаю, что правительство Москвы предпримет еще какие-то действия. Если уж они сегодня идут на крайние меры, которые, что называется, "режут глаз", то надо быть готовым ко всему. Они абсолютно не боятся оказаться в смешном, неловком положении. Договорились до того, что на всю страну заявляют: никакого террористического акта не было (это утверждал председатель Мосгордумы Владимир Платонов. - Ред.) Сегодня, когда меня вызвали в прокуратуру, я их прямо спросил: хотите превратить дело в обыкновенную "уголовку" в угоду властям? То есть очевидные вещи они пытаются представить совсем в другом свете. Сейчас я ожидаю любых приключений. Ведь адвокат, когда выбирает себе работу, понимает, что всегда идет против кого-либо. Практически везде, а особенно у нас в России, используются, мягко говоря, не совсем законные методы борьбы с защитниками. Я выбрал себе эту профессию и полагаю, что при поддержке, в том числе и вашей, когда-нибудь мы придем к правовому государству.
Грани.Ру, 20.01.2003
Борис Кузнецов
(О позиции ГВП в деле о гибели экипажа АПЛ "Курск")
Пока мне никто не угрожал. И не пытался купить. Может быть, и попытались бы, но у них на это денег не хватит. За мной пока не шпионят. У меня личные, нормальные отношения с руководством Главной военной прокуратуры. И эти отношения были нормальными вплоть до 30 декабря, пока не была подана жалоба. К сожалению, еще не получив жалобу и не прочитав ее по существу, потому что 44 листа за час не прочитаешь, ГВП именно через час через свою пресс-службу распространила информацию, что в жалобе мне отказано. Более того, в заявлении пресс-службы ГВП содержался непрозрачный намек на то, что я провожу свою PR-акцию. На самом деле на всех 44-х листах этой жалобы нет ни одного неюридического вопроса, ни единой строчки. Суть же дела такова. Следствие утверждает, ссылаясь на заключение экспертизы, что смерть подводников наступила в течение трех-восьми часов с момента взрыва. Я же говорю: в заключении судмедэкспертов говорится о трех-восьми часах не с момента взрыва, а с момента пожара. А это принципиальная разница. Но когда возник пожар, неизвестно. Следствие этого установить не смогло и, наверное, уже никто на этот вопрос не ответит. А стуки из затонувшей лодки продолжались до вечера 14 августа. И часть этих стуков идентифицирована, как стук металла о металл, и характер стуков говорит, что их производил человек. Следствие говорит: "Это не подводники стучали". Но тогда скажите - кто?
Я надеюсь, что мы все же узнаем правду о "Курске". Если бы надежды не было - я бы за это дело не взялся.
Грани.Ру, 20.01.2003