Открывшаяся в начале недели традиционная выставка современного искусства "Арт-Москва" доказала, что из всего "арта" самым актуальным для нас является "кортрум" (courtroom). В огромном кубе ЦДХ, напичканном сверху донизу продуктами жизнедеятельности известных российских и зарубежных художников, центральное место как в пространственном, так и в содержательном смысле занимала выставка рисунков Павла Шевелева, сделанных им в зале Мещанского суда. На процесс по делу руководителей "ЮКОСа" художник ходил почти ежедневно в течение полугода.

Около стендов галереи "Ковчег", которая представляла этот проект, на вернисаже было не протолкнуться - все журналисты, телекамеры и посетители пришли в ЦДХ прежде всего с тем, чтобы увидеть самый громкий процесс последних десятилетий. Ведь суд над Ходорковским и Лебедевым, особенно поначалу, был начисто лишен визуальности. Запрет на фотографирование и видеосъемку привел к тому, что первые полгода из газеты в газету перетекали одни и те же изображения. Говорят даже, что журналист, которому удалось сделать единственный снимок во время заседания с помощью камеры в мобильнике, продал это изображение в одну редакцию за очень большие деньги.

Рисовать же в зале суда никто не запрещал. И художник, пришедший на процесс, по его собственному признанию, чтобы поддержать подсудимых, увлекся изобразительной стороной происходящего. Сначала были блокнот и карандаши, потом появилась пастель, акварель и большие форматы. Павел просто сидел и рисовал, а оказалось, что он сделал новый шаг в современном искусстве. И решающую роль в этом сыграли кураторы.

Организаторы выставки, можно сказать, гениально выбрали место и время. Время – в политическом отношении, а место - в художественном. Судьи как будто специально перенесли время оглашения приговора, чтобы совпасть с открытием "Арт-Москвы". Выбор же именно этой, самой представительной выставки современного искусства в России выгодно подчеркнул главное, а возможно, и единственное художественное достоинство проекта. Огромные залы ЦДХ заполнены произведениями, застывшими в жанрах в лучшем случае 10-летней, а то и 20-30-летней давности. Абстрактные картины, незамысловатый видеоарт, движущиеся инсталляции, фото обнаженных тел даже заспиртованные трупы уже не шокируют, не вызывают удивление ни тематикой, ни тем более художественной формой. Политический жанр представлен в лучшем случае портретом Путина на картонных коробках. Рисунки реальных, немифологизированных и необезличенных людей в экзистенциальных обстоятельствах кажутся революционно живыми среди остальных мертвяков, называемых современным артом. Живые в изображении Шевелева не только подсудимые, но и адвокаты, и прокурор, и судьи, и охранники.

Впрочем, ничего принципиально нового не произошло. Все это уже было в российском искусстве лет 130-140 назад. Умирающее в остроге окаменевшего академизма изобразительное искусство было взорвано новым движением, совпавшим по времени и по идеям с началом деятельности народников. Творчество передвижников было остро социальным, а то и политизированным - так, они любили изображать тогдашних политзеков. Например, Константин Маковский сделал зарисовки в зале суда на процессе по делу 1 марта 1881 года. Конечно ни Лебедев, ни Ходорковский в изображении Шевелева на Желябова-апостола, нарисованного передвижником, не тянут. Но суть остается та же – жизнь врывается в застывшее искусство через политических мучеников.

Впрочем, чередование искусства для искусства и социально-ориентированных художественных направлений происходит в истории регулярно. Передвижники же прославились из-за того, что в их рядах были не только Маковский, но и Крамской, Суриков и Репин.

Проблема современного искусства в том, что найти новые изобразительные ходы ему уже не удается, а когда появляются концептуальные новинки, художники начинают их тиражировать со скоростью изголодавшихся кроликов. В случае с рисунками с политических процессов это будет сделать очень просто. Возможно, в политическом отношении это даже неплохо, но вот художественный смысл новшества может в скором времени затереться.