Главным событием Недели Уорхола в Москве считается выставка его работ в Пушкинском музее. Понятно почему. Уорхол - художник; для художественной карьеры, даже посмертной, главное - выставка. Тем более музейная...

Но на самом деле Энди Уорхол не был художником. То есть он, конечно же, позиционирован в нашем сознании именно в качестве художника, но лишь потому, что любое другое определение к нему вообще не подходит, а "художник" - ну, хоть как-то. Для узколобой американской публики шестидесятых (равно как для любой другой узколобой публики в любом месте и в любое время) нужно было какое-нибудь identity, а маска художника в ХХ веке развязывала руки в куда большей степени, чем любая другая.

Да, Энди рисовал картины, но столь же активно он писал книги, снимал фильмы, занимался бизнесом и просто бесконечно тусовался. Тем не менее никому не приходит в голову назвать его просто бизнесменом, писателем или тусовщиком. На выручку приходит определение "художник" - более чем условное, зато общепринятое.

"Кто же такой тогда Уорхол?" - спросите вы. А вот не знаю. Нет определения, подходящего под штатную тарификацию, или как это там называется. Уорхол - человек; впрочем, не человек даже, а образ жизни. Не художник, а произведение. Произведение двадцатого века, уродливое, причудливое и совершенное. Медиа-монстр. Информационный мутант. До него никому не пришло в голову нарисовать деньги - самую красивую (потому что самую вожделенную) вещь в глазах большинства современников. Никому не приходило в голову круглосуточно записывать на диктофон все, что происходит вокруг, или на протяжении восьми часов снимать на пленку вид из окна. Никто кроме него, ни до, ни после, не написал книгу на основе телефонных разговоров - самого главного средства коммуникации двадцатого столетия.

Энди был фанатом американского телевидения и обожал смотреть телевизор. Он первым сделал из телевизора объект культа. Именно он произнес великую формулу: "Скоро каждый сможет иметь свои 15 минут славы". Сейчас, с наступлением постмедиальной эпохи, эпохи сотен телеканалов и Интернета, эта формула стала актуальной как никогда.

Именно на фабрике Уорхола появились люди, "профессией" которых было просто тусоваться и жить. Энди называл их "суперзвездами". Целую главу своей книги он посвятил одной такой особе - ее абсолютно бессмысленной с прагматической точки зрения (и именно поэтому красивой с точки зрения Уорхола) жизни.

Нет более демократичного художника, чем Уорхол. Благодаря своей плодовитости он позволил иметь НАСТОЯЩЕГО УОРХОЛА - КАЖДОМУ КОЛЛЕКЦИОНЕРУ И КАЖДОМУ БОГАТОМУ ЧЕЛОВЕКУ. (Впрочем, понятие "настоящий" в случае Уорхола весьма условно: производством его работ занимались десятки ассистентов.)

Отчасти ответ на вопрос, кем был на самом деле Энди Уорхол, дает он сам. "Я мечтаю стать машиной", - говорил он. Что ж, ему удалось немало сделать для реализации своей мечты. Как только за работы Уорхола стали платить деньги, он превратил всю свою жизнь в сплошное безотходное производство - не столько наживы ради, сколько для максимальной саморепрезентации - и таким образом стал предвестником и одним из первых участников игры по новым правилам, правилам постиндустриальной эпохи медиа.

Не он первым сделал искусство тиражным, но именно он достиг супертиражей. Уорхол создал десятки тысяч шелкографий, не расставался с диктофоном, снял сотни километров кинопленки (как теперь делает каждый бюргер, купивший видеокамеру), он создавал звезд и был редактором одного из первых глянцевых журналов - медиа, которые теперь диктуют стиль.

Апофеозом безотходности стали тайм-капсулы Энди Уорхола - коробки куда он сваливал весь мусор, нажитый им за месяц, запаковывал, подписывал и складировал, как послание археологам поколения next.

Поэтому настоящая выставка Энди Уорхола должна бы проходить не в художественном, а в археологическом музее. И не в 2001 году, а хотя бы два-три века спустя.

Будем ждать.