Не ходите на Варварку, там делать нечего. Там создают у вас впечатление, что у английского чаепития никаких вообще традиций нет, кроме традиции невразумительного притворства, потом объясню - почему, я не просто так говорю, я честно. А вместо этого ходите в Исторический музей, там на входе металлоискатель и вообще много интересных предметов, еще, собственно, до залов не доходя.

И там, кстати, создают у вас впечатление, что жизнь в России была нечеловечески хороша, что русское гостеприимство легендарное давалось стране с легкостью и наслаждением, что в Россию все любили ездить, а потом от восторга колбасились по своим жалким европейским закромам до следующего пришествия - в Россию же. Там все богато так и пышно, и приятно, и сразу понимаешь - русский дух, русская традиция, русский щедрый нрав - зашибись, неясно только, почему здесь вечно жрать-то нечего было?

"Москва посольская. Традиции столичного гостеприимства."
Исторический музей
Красная площадь, 1/2

"Сундук-скрытня" называется этот невероятный предмет, тяжелый небось как танк, расписной весь и резной, "Российский север, XVIII век"; крышка приподнята, и там внутри - невероятное количество отделений, ящичков и коробочек - каждая со своим замочком и со своей росписью человекоголовыми птицами, и со своим секретом. Я стою перед ним минут шесть и пытаюсь представить, сколько там чего внутри, каких коробочек и ящичков сколько, и как они расположены, - не могу. Москва посольская, вся перекрученная-переверченная, с тысячью запоров, сверху роспись, снизу каземат.

Цель была - поражать. Поражать богатством утвари, роскошью убранства, дороговизной облачений, продолжительностью обедов, изяществом нравов (потом, попозже). Это еще в Посольском приказе понимали, как важно - поразить, ослепить, а потом, когда Петр Первый создал Коллегию иностранных дел, все это поражательство-ослеплятельство было упорядочено, регламентировано и поставлено на поток. Но и сами гости дорогие были не русским лыком шиты и везли подарки, такие, чтоб запомнили их надолго, чтоб потягаться и в блеске, и в богатстве; какое княжество поменьше - небось правительские сапоги продавало, лишь бы посла снарядить и дать ему с собою чашу с золотыми гербами, с изумрудными бантами: езжай, вручи, пусть видят. Послов про подарки спрашивали уж по приезде, качество их и количество оценивали и докладывали, и только потом получал посол аудиенцию.

Видели, принимали, хранили, а иногда и передаривали, и вот мы ходим от витрины к витрине, здесь кокосовые кубки с золотом и серебром, Германия, восемнадцатый век, там платок-ширинка, шелковый, расшитый, Россия, семнадцатый век, совершенно ясно видно, что посередине на нем был нашит крест, а потом спорот аккуратно, - это какого ж нехристя на нем потчевали? - но все равно красиво дух захватывает, умели произвести впечатление друг на друга, перепало и нам.

Каждый зал - другая тема, "Москва посольская", "Москва триумфальная", "Москва коронационная", - но все вызывают одно чувство - бал сплошной и праздник, нескончаемая потемкинская деревня, и как же - забавно! - трансформировалась эта традиция в свой абсолют потом, при совках, когда иностранцу никогда и ничего не показывали, кроме "самого передового завода имени Трудового Красного Знамени" и "самых обеспеченных яслей имени Ленина-Сталина". И они, послы эти ошеломленные, переваривали икру и осетрину, кутались в дареных песцов и лис и писали домой донесения, и труды, и монографии о России, - весь первый зал ими занят, - и были эти донесения полны смеси восторга с ужасом - и правильно, и неповадно. И по этим донесениям и манускриптам, и схемам царских садов и графских фонтанов судили о России годами, десятилетиями... И забывали, что дипломатический праздник мог плохо, совсем плохо кончиться, - вот лежит толстенная папка дела маркиза де ла Шетарди, вот письмо о ссылке Лестока, вот, вот... Но пока не лезли, не мешали, с ними носились как с писаной торбой, катали в санях вот этих невероятных с херувимами на передке, жаловали потрясающими шахматами русского мастера, где вместо слонов - собачки злые, я вот зарисовала как могла:

Возились с идиотскими капризами и потакали дурацким требованиям: "Об отпуске в Новгород Германского посла объявлено, чтоб по указу Его Величества готовился немедленно... а слона оставил здесь до просухи, понеже в то время уже зимний путь разлился... Посол объявил, что ему без слона ехать невозможно и один не поедет..." Дали ему, я уверена, слона. И еще шестьдесят человек, чтоб слона этого из Москвы в Новгород по снегам тащить. В этом нет никакого моего сомнения.

Сейчас они с собой слонов не возят, я думаю, но их все равно, как могут, леют и хухолят. В предпоследнем зале, ты посмотри, панорама, составленная из изображений внутренних убранств посольств таких-сяких в Москве. Посольство Италии мрачно и готично, посольство Британии чопорно и скучно, посольство Уругвая - бедненько, но чистенько, как разоренное дворянское гнездо. Сбоку стоит телевизор, в нем маленькие китайские девочки скачут под раз-два-три, демонстрируя прекрасную жизнь китайских дипломатов в России, и какой-то негр заходится в пароксизме умиления над своей русскорожденной дочкой "Таньей".

Внизу, на выходе из музея, солдатики фотографируются в обнимку с фальшивым потным боярином из местного колорита. Два "афрорусских" весело тычут в них пальцами с некоторого расстояния. Солдатики машут и улыбаются.

"Традиции английского чаепития"
Старый Английский двор
Варварка, 4а

По мне - так это худший музей Москвы, но выставка есть выставка, тем более - не сами же они ее проводят, с ними "Музей чая и кофе Э. Брахмана". Плюс я ужасно люблю само здание, часть, между прочим, когдатошнего "Посольского приказа", Иван Грозный его пожаловал британской "Московской компании", а потом через сто лет потомки его назад отобрали. Здание невероятное, я еще и затем туда иду, чтобы лишний раз постоять под округлыми, очень низкими сводами; там всегда прохладно и пахнет невероятно - историей, но в то же время жильем, живыми людьми; пожить бы здесь... Да кто ж мне даст.

Прихожу, покупаю билет, спрашиваю: "Мне куда - наверх?" "Да", - говорит женщина-черепаха. Иду наверх, это легко сказать - "иду", там дикая, страшная винтовая лестница, как же я буду спускаться, мамочки. Согнувшись, прохожу под притолокой. Внутри зальчик - не то балкончик, очень у меня плохо с архитектурой, словом, маленькое такое помещение. Стоит пюпитр, на пюпитре листочек с надписью на двух языках, русском и английском: "Дорогие любители чая!..". - "Да, это мы". - "..Современный темп жизни... Чай в пакетиках... Но мы надеемся...". То есть, цель выставки - вернуть нас от чая в пакетиках на путь истинный, кажется, так. Прохожу мимо портретов всех представителей британской короны, мертвых и не очень, в зал справа. Прежде чем успеваю оглядеться, дородная женщина начинает махать на меня руками: "Вниз! Вниз! Экспозиция начинается внизу! Вам тут ничего не будет понятно!" Внизу - это в подполе. Лестница. Еще лестница. Еще лестница. Господи, помилуй.

Ну вот - нижний зал. Первая, значит, половина выставки. Прохладно, мрачно, дивно пахнет. Все хорошее на этом кончается. Зато начинаются акустические чудеса: оказывается, из этого помещения так все слышно, что наверху происходит, как если бы говорящий у тебя за спиной стоял. Сверху несется красивый, хорошо поставленный мужской голос тургеневского образца: "Погоды-то какие стоят дивные! Вот скоро дожди пойдут, все поскучнеет, посереет..."

Я начинаю обход зала (необремененного, надо сказать, излишним количеством экспонатов). К выставке он, как быстро выясняется, прямого отношения не имеет, а просто повествует об истории российско-британских торговых отношений: как они к нам приплыли, а мы их приветили, а потом мы к ним приплыли, и они нас приветили, а потом завязалась у нас торговля туда-сюда, а потом у них бум! - и революция, и мы у них все быстренько поотобрали, всякие палаты и льготы, и стали ждать, как они там оклемаются. Вот они оклемались, и мы опять подружились. Так уж у нас заведено. Голос (как бы за спиной): "Вот уж зима скоро, снежок пойдет... Люблю поутру выскочить на мороз в одних портках, и - в снег, в сугроб!..."

Все экспонаты разложены на полу с претензией на живописность. Прямо рядом со мной - две штуки сукна, написано: "Английское сукно". Неужто, думаю, сохранилось? - нет, написано: "Муляж". Дальше идут: "Пороховой бочонок (муляж)", "Слитки олова, меди и свинца (муляж)", "Порох (муляж)". Это - английские товары, все - муляжи, кроме нескольких ружей и дешевых, бедно отделанных шпаг. Дальше идет стеклянный куб на подставке, за ним нарисован морской закат, написано: "Английский галеон". Галеона нет, вместо него внутри куба стоят две некрасивые куклы, русский и английский купцы, не внушающие видом никакого доверия, пусть даже на фоне заката. Дальше идут русские товары: веревка (муляж), воск (муляж), черная икра (муляж), меха (муляж), пшеница (муляж). Посреди зала стоит стол, на нем барельеф из папье-маше, вид чего-то сверху (чего - не написано). Синего чего-то и зеленого. Собственно, знакомство с историей можно считать оконченным. Наверх, наверх.

Вижу обладателя голоса: старичок-смотритель. Стараюсь не думать о портках.

Опять лестница. Наконец мне позволяют осмотреться, собственно, в зале выставки (внизу слышу голос снежного старичка: "Наверх пошла! Все записывает! С понятиями!") В зале посередине стоит тяжелый темный стол, на нем - фарфоровый чайный сервиз со всеми положенными причиндалами, от заварника до ложечек. Больше ничего. Кроме сервиза, в зале есть репродукции: развешаны по стенам. Это, собственно, и есть материалы из музея Брахмана; записочка под стеклом поясняет, что репродукции взяты из английских популярных изданий XIX-XX веков (совсем популярных - "Сфера", там, "Панч") и объединены фактом присутстия в композиции чашки чая, не то темы чая. Просмотр выставки, таким образом, сводится к просмотру этих самых репродукций. Начинаю слева и иду направо. Да, чай; да, везде; в горе, надежде и радости; в твоей весне, в каждом счастливом дне, в тебе и во мне. При расставании, при встрече, на войне, в мирное время, для детей и для взрослых.

Я перехожу от картинки к картинке, все они кажутся мне разнообразными, тем более что голос старичка (за спиной) все время приговаривает: "А за зимой весна придет... а за весной лето... а там и осень... потом опять зима... и весна..." Наконец, круг закончен. Я натыкаюсь на камин. В камине дрова. Кажется, муляж. Бегством, только бегством.