статья Непротивление добру

Владимир Абаринов, 24.04.2006

...а Христос прохаживался в ризе голубиного цвета и, хохоча, дразнил Иуду, что тот не умеет так пошутить, чтоб было весело.

Умберто Эко. "Имя Розы"
Перевод Елены Костюкович

"Ну вот, теперь хоть знаешь, как все было на самом деле", - сказала Томасу Манну машинистка, перепечатав первую часть рукописи "Иосифа и его братьев". Простодушная надежда узнать, как там все было на самом деле, не покидает нас, как не покидает наших пастырей пафос опровержения: было так, как сказано в Священном Писании, и больше никак.

Усердие, с которым православное духовенство набросилось на новообретенное "Евангелие Иуды", воистину достойно лучшего применения. Основной мотив этих нападок - коммерческий расчет, который, мол, преследовали публикаторы древнего коптского текста. Священники рассуждают об этом с хваткой заправских биржевых брокеров или специалистов по PR-кампаниям (что, может быть, и правда). Предстоятель греческой православной церкви архиепископ Христодулос заявил, что Иуда не мог написать евангелие, потому что удавился на следующий день после предательства. Владыка, должно быть, не хотел оскоромиться перед Пасхой и не стал читать текст, который он разоблачает, - иначе он знал бы, что "Евангелие Иуды" написано от третьего лица. Патриарх Алексий II напоминает, что текст этот "связан с ересью гностицизма" и написан, чтобы "показать равноценность добра и греха".

Этот удивительный вывод взят опять-таки не из самого текста, а из газетных публикаций о нем. Наконец, нам напоминают, что папирус датирован последней третью II века, а потому его автор никак не может быть очевидцем описанных событий. Люди, приводящие этот довод, видимо, хотят сказать, что синоптические Евангелия дошли до нас в подлинниках.

Помилосердствуйте, отцы. Уж больно вы угрюмы. А ведь сказано же: "Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися" (Мф., 6:16). Было бы неплохо, если бы Иисус авторизовал Евангелия, а на нарушителей копирайта низвергались бы с небес огонь и сера; но этому не суждено было случиться.

Текстология Нового Завета - сложнейшая отрасль библеистики. Поколения ученых мужей корпели над тем, чтобы пробиться к боговдохновенному слову сквозь коросту позднейших наслоений, описки переписчиков и ошибки переводчиков, вольные и невольные искажения. Всегда ли мы однозначно понимаем фразу, сказанную на родном языке? С бесчисленными несоответствиями сталкивался любой, кто хоть раз пытался сличить разноязычные версии одного и того же канонического текста. Вспомним, как мучается гетевский Фауст, переводя первую фразу Евангелия от Иоанна "В начале было..." Cлово? Мысль? Сила? Дело? Потому что греческий "логос" - и то, и другое, и третье, и еще очень многое. Постарались и не в меру ретивые последователи, которых саркастически высмеивал Киплинг:

Я вычеркнул то, - пояснит Ученик,
Своим толкованьям доверясь, -
Что сам бы Учитель, когда бы он вник,
Похерил как чистую ересь.

(Перевод Е. Фельдмана)

Православный канон не равен католическому и протестантскому. Отцы-реформаторы церкви настойчиво пытались исключить из корпуса Библии, утвержденного Тридентским собором (1545-1546), отдельные книги и послания и включить в него апокрифы. Возможно, самый поразительный пример буквы, вступившей в противоречие с духом Писания, - последние 12 стихов последней, 16-й главы Евангелия от Марка. Когда жены-мироносицы входят в пещеру, где был погребен Иисус, они находят там вместо мертвого тела юношу-ангела, который сообщает им, что Иисус воскрес, и велит возвестить об этом Его ученикам. "И, выйдя, побежали от гроба, - повествует Марк. - Их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись" (Мк., 16: 8). Этой фразой завершается аутентичный текст. Эпилог, в котором говорится, как воскресший Иисус явился ученикам и послал их во все земли проповедовать, - позднейшая вставка. Окончание подлинного текста Марка либо утрачено, либо Марк действительно считал, что ученики ничего не узнали о воскресении Учителя. Тем не менее Евангелие от Марка вошло в канон вместе со вставкой.

Мало того: библейский канон открыт. Никто не вправе сказать, что Священное Писание известно нам до конца и дополнено быть не может. Если завтра обнаружится древний список текста, который церковь признает боговдохновенным, он будет включен в корпус Библии. Так давайте же сообща, клиром и миром, разбираться, а не отмахиваться от новонайденной рукописи.

С тем, что текст этот создан египетскими гностиками, никто не спорит. Но разве апокрифы запрещены? И они заключают в себе зерно истины, и в них встречаются аграфы - незаписанные евангелистами речи Иисуса. Почему неизвестная прежде строчка Пушкина - величайшая культурная ценность, а неизвестное прежде евангелие - коммерческая афера и ересь? Ересью "Евангелие Иуды" назвал Ириней Лионский, сделавший себе имя на полемике с гностиками, однако неизвестно, читал ли он его сам. Во всяком случае, секту "каинитов", которой он приписывал культ Иуды, он попросту выдумал.

"Евангелие Иуды" - поразительно светлая, хотя и очень грустная повесть. Но ведь и печаль бывает светла, так что весть эта все равно благая. Она начинается с того, что Иисус смеется при виде своих учеников, совершающих молитву. Он вообще много смеется в этой рукописи - над учениками, Иудой, звездами. В ответ на недоумение учеников Иисус говорит, что они возносят молитву "своему богу", истинного же не ведают. Ученики начинают злится, и тогда Иисус говорит, что если есть среди них совершенный человек, пусть предстанет перед Ним. Единственный, у кого хватило духу, - Иуда. Он говорит, что знает, кто таков Иисус на самом деле: Он из царства бессмертных Барбело, "но я не достоин произнести имя пославшего тебя".

В космогонии гностиков Барбело - небесная мать всего сущего, Иисус же - сын Адама Сиф, отец поколения бессмертных, которым одним лишь дано познать тайну бытия и исполнить божественное предначертание. Услыхав слова оказавшегося посвященным Иуды, Иисус велит ему "отделиться от других", дабы узнать "таинства царства", в которое он сможет войти, но при этом будет объят великой скорбью.

Обетование исполняется. Иисус указывает постигнувшему тайны мироздания Иуде на небо: над ними светящееся облако в окружении звезд, одна из которых - путеводная звезда Иуды. Иуда входит в облако, из которого раздается глас, но что именно он вещает, понять невозможно, ибо этот фрагмент текста почти целиком утрачен.

Один американский литературный критик усмотрел в этой развязке параллель с "Маленьким принцем" Экзюпери: принц, которого жалит по его просьбе змея, тоже возносится на небо, к своей звезде, и тоже невыразимо грустна эта странная сказка. Да ведь и действие ее, добавим мы, происходит в Сахаре, неподалеку от тех мест, где жила община коптов-гностиков и был найден папирус "Евангелия Иуды". "Бывают странные сближения".

Учение гностиков осуждено отцами церкви, но русская культура не может относиться к нему вчуже. Через Якоба Бёме и труды русских мартинистов его воспринял и развил по-своему визионер и мистик Владимир Соловьев. (Как бы читатель не спутал этого Соловьева с нынешней медиа-дивой, тоже написавшей "евангелие" своего имени. Впрочем, нынешнего отчего-то не осуждают православные пастыри.) От Соловьева оно перешло к Александру Блоку, для которого поэзия, по его собственным словам, была адом. Поставивший во главе большевистского патруля незримого Христа, что для многих было и остается отчаянной ересью, он написал в дневнике: "Что Христос идет перед ними - несомненно. Дело не в том, "достойны ли они его", а страшно то, что опять Он с ними..." Направление русской религиозно-философской мысли, получившее название "неогнозис" или "православный гнозис", продолжал в Париже отец Сергий Булгаков, которого в 1935 году осудил как еретика митрополит Московский Сергий - тот самый, вступивший в союз с атеистическим большевистским режимом. Наконец, вспомним анекдотический случай - как премьер-реформатор Егор Гайдар назвал себя не то гностиком, не то агностиком; публика не расслышала толком и по сей день ломает голову над таинственным признанием.

Ну а как же быть с предательством Иуды? Неужели оправдывает его древний автор? В коптском папирусе Иисус говорит Иуде, что он превзойдет "их всех" (творящих зло), поскольку принесет в жертву человека, в чью телесную оболочку облекся Он, Иисус. Но ведь апология Иуды - идея не новая. Ее усматривают у Иоанна, в словах Христа "что делаешь, делай скорее" (Ин., 13:27). О том, что Иуда, возможно, исполнял тайную миссию, что он и себя по воле Учителя принес в жертву, отдал на вечный позор, писали многие. Но мир не перевернулся, как не перевернулся он от открытия, что Сальери не травил Моцарта, от множества других больших и малых открытий, "как оно все было на самом деле".

"Евангелию Иуды" не суждено войти в канон, но не потому, что оно уравнивает добро и зло. Этот текст слишком умозрителен и бесплотен, чтобы в его истинность могла уверовать христианская паства. Когда-то третий президент США Томас Джефферсон составил компиляцию четырех евангелий, убрав из повествования все чудеса и упоминания о божественном происхождении Иисуса; нет в нем и воскресения - остался лишь голый сюжет и поучения: мол, жил-был такой-то, учил тому-то, а потом был казнен. Автор "Евангелия Иуды" поступил ровно наоборот: сюжета практически нет, есть мистика и космогония. Но Иисус дорог нам не абстрактным морализаторством, не тем, что мы находим убедительной христианскую космогонию, а своим земным бытием, своими поступками, реакцией на реальные и часто неожиданные события. Мы верим в Него не потому, что Он говорит умно или правильно, а потому, что Он жил на земле, страдал, умер за нас и воскрес. Если же ничего этого не было, никакое учение, самое архимудрое, не вывезет.

Владимир Абаринов, 24.04.2006


новость Новости по теме