статья Моцарт, достойный сам себя

Юлия Галямина, 06.02.2004

Этому спектаклю, который поставил созданный только в прошлом году Маленький мировой театр, стоило появиться месяц назад, ближе к Рождеству. В ожившем на сцене вертепе авторы рассказывают истории про ангелов и чертей, священников и старуху-смерть, про веселых красавиц и юных влюбленных. А написал эту святочную историю не кто иной, как Вольфганг Амадей Моцарт.

Авторы спектакля решили представить, что было бы, если бы Моцарт сочинил "Волшебную флейту" не для народного театра в венском предместье, а для российского зрителя - если бы он принял приглашение князя Голицына и приехал в Россию. Режиссер Катя Поспелова предположила, что тогда из-под пера Моцарта вышла бы русская опера "Чудесная дуда". Но поскольку великий австриец остался на родине, авторы постановки решили взяться за дело самостоятельно.

Впрочем сама музыкальная часть оперы осталась, естественно, моцартовской. Она была слегка обработана музыкальным руководителем постановки Татьяной Гринденко, чей коллектив "Академия старинной музыки" находится в оркестровой яме во время спектакля. Зато изменилось все остальное – место действия, сюжет, герои, а главное либретто. Три литератора - поэтесса Мария Степанова, филолог-переводчик Игорь Эбаноидзе и "молодежный филолог, акын, бодисингер и современный skomorokh" Псой Короленко (по совместительству сыгравший черта Моностатку) переперли немецкие арии на язык родных осин. Получились блестящие русские тексты, полные аллюзий, отсылок и прямого цитирования. Кажется, что не артисты выпевают придуманные троицей слова, а они сами каким-то образом рождаются в голове:

Я пришел к тебе шептаться,
Шебуршиться и шуршать,
Щупать, шарить, щекотаться,
В ушко жаркое шуршать.

И только потом соображаешь: это же вариация на тему двух хрестоматийных фетовских стихотворений, вложенная в уста очень по-своему романтичного черта-Псоя.

Весь этот узор из новых и старых строчек очень гармонирует и с декорациями, и с сюжетным решением. Основной стилистический прием очень хорошо описала на встрече с прессой сценограф Алла Шелимова, сказав, что в основу визуального решения спектакля она положила идею мозаичности. Художница увеличила традиционные вертепные декорации до величины, соразмерной человеку, а не кукле, а потом разобрала их на кубики, из которых по ходу спектакля складывались то заснеженные русские пейзажи, то храм Зарастро, то владения Царицы Тьмы.

Сюжет оперы тоже деконструирован: разобрав на части аллегорическую масонскую историю о вступлении человечества во всемирный храм разума, света и любви, авторы спектакля соорудили их кусочков рождественскую, гоголевскую историю о борьбе темных и светлых сил с участием нестрашного черта, церковников-ханжей и наивных влюбленных. Неизвестно, как воспринималась опера современниками Моцарта - как философское откровение убежденного сторонника всемирной религии или легкая ирония над братьями-масонами. И в том и в другом случае современному российскому зрителю трудно почувствовать себя в ближнем круге этой истории. Авторам спектакля удалось приблизить ее к нам на расстояние вытянутой руки, подобно тому как вертеп оживляет, делает осязаемыми и близкими древние библейские сюжеты. И те, кто поет и грает на сцене (а тут и российские оперные певцы, и дети из капеллы Марии Струве, и представители немецкой оперной школы, и ни на кого не похожий Псой) как будто становятся для публики близкими людьми.

Есть пока в постановке кое-какие проколы и и недоделки. О том, что догонка спектакля происходит у нас на глазах, говорит и то, что текст либретто не всегда совпадал с тем, что пели актеры. Да не все партии были исполнены на достойном Моцарта. Но все это компенсируется мощной энергией творчества, которая чувствуется в каждом участнике проекта.

Пока что запланировано только два показа спектакля для широкой публики - 6 и 7 февраля в Театральном центре "На Страстном". Дальнейшая судьба постановки зависит, увы, от денег. На придание Моцарту русского духа выделили средства только немецкий и австрийский культурные центры.

Юлия Галямина, 06.02.2004